Sunday, November 1, 2009

Голубой лярд

Трагедия в 1 действии

Действующие лица:

Милий Велюров – известный писатель
Владислав Серокин – известный писатель
Прохожий с собачкой

Действие происходит на бульваре в центре большого города. Велюров сидит на скамейке, иногда смотрит по сторонам и потом стучит по клавиатуре ноутбука. Появляется Серокин.

Серокин: (подходя к Велюрову и протягивая ему руку) Здравствуй, Миля! Я вижу, работаешь, что называется, на ходу...
Велюров: (привставая, пожимает протянутую руку) Привет, Влад! Давненько мы с тобой не виделись...
Серокин: (садится рядом) Да уж. Всё как-то на расстоянии...
Велюров: (улыбаясь) Добавь: и к тому же бессловесно...
Серокин: (тоже улыбаясь) Уж да уж. Чувствуем мы как-то друг друга.
Велюров: Что да – то да. Но вот почему ты вдруг захотел со мной прямо-таки увидеться - догадаться пока не могу. Не думаю, что хочешь попросить денег взаймы.
Серокин: Подожди, всё объясню. Но сначала хочу поблагодарить тебя.
Велюров: Это еще за что?
Серокин: За моих «опричников».
Велюров: То есть?
Серокин: Был у меня такой период - не знал о чем писать дальше. А тут ты подоспел со своим (поёт на мотив Интернационала) «это есть наш последний и решительный шанс», и там в конце насчет диктатуры. Круто! Этого для меня было достаточно. Дальше, сам знаешь, дело техники.
Велюров: Ну тогда и я должен тебя поблагодарить. Ты своим «голубым салом» такую дыру в моем сердце проел, что я только и думал о том, как же с этим всеохватным говноедством бороться, и вот - решился на этот «последний и решительный шанс». Так говоришь – понравился он тебе?
Серокин: Понравился... Есть, конечно, пара вопросов. Скажи, отчего ты так гомосексуалистов ненавидишь? Не знай я тебя, мог бы грешным делом подумать, что ты и сам такой, хотя бы частично. Это как самые громкие антисемиты – те, у которых кто-то в предках еврей.
Велюров: (смеётся) Да это я так, для аромата добавляю.
Серокин: (тоже смеётся) А то правда, если тебя этот вопрос действительно беспокоит, то просто подумай: а что такое самоудовлетворение? (А этим, между прочим, все, даже и святые отцы-целибатники не брезгуют). А это есть не что иное как автогомосексуализм. (Оба долго смеются).
Велюров: Давно так не смеялся. Расскажи еще что-нибудь про меня!
Серокин: Пожалуйста. Дочитал я твой «последний и решительный шанс» до конца и думаю: ну всё, Миля сейчас на коня, шашку наголо и вперед, за власть Диктатора! За Святую Реформацию!
Велюров: (хохочет, толкает Серокина в бок) Погоди, дай отсмеяться...
Серокин: Между прочим, ты по Владимиру Ильичу иногда прохаживаешься, а ведь был он писатель посильнее нас с тобой, и всё как написал - так и сделал: всех раздел и всех поимел. Ты тоже сумел всех раздеть, но... впендюривать не стал. Хотя удовольствие и получил. Это называется эксгибиционизм.
Велюров: (перествая смеяться) Да, это всё смешно. Но давай ближе к делу: зачем же я тебе понадобился?
Серокин: (делает паузу, потом смотрит Велюрову прямо в глаза) Скажи, где ты достаешь голубое сало?
Велюров: (оцепенел, потом отворачивается, опуская голову) Ты о чем?
Серокин: О том самом.
Велюров: Да будет тебе, это ж ты сам всё и выдумал, не надо меня дурачить.
Серокин: Колись, говорю!

В этот момент на аллее появляется Прохожий с собачкой. Поравнявшись со скамейкой, собачка приседает и оставляет на дорожке небольшую кучку. Оба двигаются дальше.

Велюров: Влад, это по твоей части.
Серокин: (достает из кармана пластиковый пакет, размахивает им и кричит) Господин собаковод, у меня для вас кое-что есть!

Прохожий возвращается, молча убирает экскременты и быстро удаляется.

Серокин: Собачьим дерьмом я не увлекаюсь. А пакет? Остался от завтрака. Так ты не ответил на мой вопрос.
Велюров: Влад, ответь ты мне сначала, но только честно, это для меня очень важно: кто тебе об этом сказал?
Серокин: Никто, Миля, никто. Я сам тебя вычислил. Не веришь? Так вот слушай. Читаю это я твой «последний и решительный шанс» и думаю: да у Мили прямо как голубое сало завязалось. А до того, знаю, тебе своего, нутряного и не надо было, ты всё ездил туда-сюда, работы менял. В общем, снаружи получал всё творческое питание. Ну хорошо, читаю дальше и вдруг стоп: что такое, кончилось голубое сало! Это когда ты про диктатуру и реформацию пошел. Ну сало, конечно, это всё смех смехом, а все-таки что произошло? И тут стали мне в голову похожие случаи приходить. Лев Толстой так хорошо по писательской части трудился, а потом вдруг православный столп отечества стал рубить вдоль и поперек. Или Солженицын, сам помнишь, как было: вернулся в Россию и стал всем объяснять, как надо её переделывать. А ведь у них-то наверняка было бы голубое сало, если б таковое существовало в природе. И однажды, когда оно у них иссякало... И я опять подумал о тебе, Миля, и тут мне вдруг стало страшно. Значит, это вовсе не фантазия?
Велюров: (изумленно) Влад, ты...ты гений. У меня действительно тогда кончилось сало.
Серокин: Не нутряное же?
Велюров: Нутряное... Только не моё.
Серокин: Ага... Так вот и скажи, где берешь.
Велюров: А зачем тебе?
Серокин: За тем же, зачем и тебе.
Велюров: Влад, ты и так хорош! Умоляю тебя, давай не будем об этом.
Серокин: Раз уж ты признался, я не отстану. Всё равно выслежу тебя.
Велюров: (долго и пристально смотрит на Серокина) Ну как хочешь, я тебя предупредил. Слушай. Это твое голубое сало - занозило оно мое сознание, и стал я мечтать о нём, хотя, ты прав – и не особенно оно мне было нужно. И стал я ходить по рынкам и спрашивать о нём, как бы в шутку, и отказывали мне тоже шутливо, хотя иногда и всерьез. Один здоровенный детина, поинтересовавшись, сколько могу заплатить, предложил взамен достать голубой крови. В общем, нет и нет. Но я продолжал искать, и однажды один смуглый, не знаю кто, думаю, из Средней Азии, стал меня расспрашивать: а что это, и зачем это. Я ему кое-как объяснил, дескать, для стимулирования творчества. Он внимательно выслушал и сказал, что сейчас у него такого нет, но месяца через два может быть. Через два месяца он действительно опять появился на рынке и, увидев меня, заулыбался. Открыл боченок и говорит: вот оно твоё голубое сало, попробуй, не отравишься, и в доказательство окунает туда палец и облизывает его. Я тоже окунул палец, достаю – мягкое такое, как лярд, знаешь, свиное сало такое. Отец мне рассказывал, во время войны американцы такое в Россию завозили, в порядке помощи. Попробовал – вкусное. И голубое. Спрашиваю осторожно: кого-то пришлось убить? Не без этого, отвечает, и заметив мой испуг, добавляет: да не человека. Свинью. Сам-то я её не ем, но для тебя сделал. Тут я возмутился: что ж ты мне тут впариваешь! А свинья-то непростая, говорит он. Я её последний месяц свежими маковыми стеблями и головками откармливал...
Серокин: (в задумчивости) Вона... И как ты это сало потреблял?
Велюров: А как отец рассказывал: мазал на черный хлеб и слегка подсаливал.
Серокин: И помогало?
Велюров: Хха! Да ты ж сам мне комплимент сделал, забыл?
Серокин: Верно. А что было дальше?
Велюров: Купил я литровую банку, на пробу. Начал работать, чувствую – пошло дело, как на крыльях. Поглядываю, как в банке убавляется – эх, думаю, может не хватить до конца, и вообще надо всё забрать. Я с утра на рынок, а на том месте милиция разбирается, убили, оказывается, ночью моего благодетеля. Бритоголовые, тырдын-тырды... Так и не хватило мне немного до конца, как ты и догадался.
Серокин: Ну а сам-то ты не заметил, что что-то не так?
Велюров: Не знаю, Влад, видимо, заметил, но сделать ничего не мог. Странно это, но видишь – не я первый...

На другом конце аллеи появляется теперь уже знакомый Прохожий с собачкой. Не глядя на сидящих на скамейке, он быстро проходит мимо. Велюров и Сорокин молча провожают его взглядом.

Серокин: Теперь, наверно, не можешь жить без голубого сала?
Велюров: А я и не собираюсь.
Серокин: Неужели решил наладить своё производство? На даче, небось?
Велюров: Догадливый ты очень, Влад. И потому – ты уж извини – оставить тебя в живых я не могу.

Оба мгновенно выхватывают пистолеты и одновременно стреляют друг в друга. Оба остаются неподвижно сидеть на скамейке, прислонившись друг к другу.

Занавес

Иосиф Бененсон
Ноябрь 2009 г.

Monday, October 19, 2009

Примирение

В.С.Ужанскому, человеку, стойкому

с молодых лет и до наших дней

С некоторых пор я стал относиться к себе гораздо хуже. Бывало, увидишь себя в зеркале – а смотреться в него приходится регулярно, хотя бы для того, чтобы побриться – и подумешь: вполне приятная физиономия, даже со следами интеллекта на лице. И улыбнешься себе в зеркале, а то и подмигнешь, и обоим приятно.


Но время идет, и однажды утром, посмотрев в зеркало, я, как всегда, попытался улыбнуться, но ... не смог. Подмигнул, но получилось как-то кисло. В чем дело!? Я придвинулся поближе. На меня смотрела не совсем уже приятная физиономия (я пока не хочу говорить – совсем неприятная), а следы интеллекта можно было заметить с большим трудом, так как они стали прятаться в складках местности.


С того дня во время бритья я старался не встречаться взглядом с самим собой и не выражать в зеркало никаких эмоций. С некоторым напряжением это удавалось. Но однажды, не выдержав, я решил встретить себя лицом к лицу, встретил... и произнес, вслух, но негромко: - Ну и морда...

Я не ожидал такого оскорбления и не знал, как реагировать. Опустив голову, я вышел из ванной комнаты и потом два дня не брился, благо были выходные. Но в понедельник, когда пришлось опять взглянуть на себя в зеркало, я еще больше расстроился и внезапно охрипшим голосом протянул: - Ну и ро-о-ожа... Это было уже слишком, и я сначала зло огрызнулся: - Сам такой! - а затем, не сдержавшись, сильно ущипнул себя ниже пояса.


Было больно. Ответить тем же или оставить безнаказанным? Собрался уж было ответить и вдруг подумал: а где предел? Скажем, око за око, зуб за зуб. Значит, лишусь очей и не увижу больше этой своей противной... понятно, что. Лишусь зубов и не смогу даже прошамкать надлежащее отвращение. Прекрасно? Что и надо! Тишь, гладь и божья благодать...


Я немного поостыл, подумал – а как же другие люди переживают подобный момент в своей жизни? Поговорить, что ли, со своими знакомыми-ровесниками? Еще и засмеют... Обратиться к психологу? Рановато, попробую узнать что-нибудь сам, на что интернет-то? Ух ты! Оказывается, в Сиэтле есть Американский Информационный Институт Членовредительства. Да это ж прямо про меня!


Кто-то возможно поднимет с удивлением брови, дескать, а ты-то какой член себе повредил? Да, этот русский термин не только не объясняет суть дела, но может и дезориентировать. Лучше было бы сказать «самовредительство», прямо как в английском языке – self-harm. Но – что есть, то есть, это юридический термин, обозначающий любое умышленно причиненное себе физическое повреждение, хотя бы даже и царапину. И пошел он от «самострелов», солдат, которые, стремясь уклониться от фронта или вообще от службы в армии, простреливали себе руку или ногу.


Итак, я членовредитель. От чего же я стремлюсь уклониться? Да вроде бы и не стремлюсь, а даже наооборот. Но я спешу с выводами; прочитаю-ка сначала ученую американскую информацию. Вот она.


Около 1% населения хотя бы раз в жизни причиняли себе то или иное физическое повреждение как средство справиться с непреодолимыми обстоятельствами или эмоциями. Население Америки 300 млн человек, что дает нам 3 млн членовредителей! Солидная компания, причем это люди самых разных возрастов. Но одна группа заметно обращает на себя внимание и вызывает у меня некоторое чувство стыда – это девочки в возрасте четырнадцати лет. Их можно только пожалеть, они такие молоденькие и неопытные, но ты-то – умудренный, убеленный, со своей жалкой проблемой. Морда, видите ли, ему своя не нравится... Зажился ты на земле, вот что, и никто в этом не виноват. Так что, пиши на себя жалобу!


- И напишу! - отозвался я упрямо. Я позвонил в суд, сказал, что дело не сложное, но неотложное, и судья согласился принять меня завтра же.


- Ваше имя, возраст, адрес, - спросил судья. Я ответил.

- В чем суть вашего иска? – спросил судья.

- Я был подвергнут оскорблению в сочетании с физическим действием, - ответил я.

- Имя и адрес обидчика, - спросил судья. Я ответил.

Судья удивленно поднял брови: - Это же ваши данные!

- И его тоже, - ответил я.

- Что, близнец с таким же именем? – спросил судья.

- Нет, это я сам.

Судья проглотил слюну и повысил голос: - У меня нет времени для шуток!

- Это не шутка, - ответил я. – Назовите мне закон, на основании которого я не имею право подать в суд на самого себя!


Тут судья впервые посмотрел мне в глаза. Он долго не отвечал и потом сказал, умеряя тон: - А не могли ли бы вы... э-э-э... сами с собой полюбовно договориться? Я бы вам и посредника порекомендовал...

Я быстро сообразил, что у него на уме, и твердо произнес: - В психиатре я не нуждаюсь, и, пожалуйста, ответьте мне по существу!

Судья на минуту задумался, потом сказал: - Мне надо посоветоваться с коллегами, подождите в коридоре, я вас позову.


В коридоре на стуле сидела молодая женщина. – С кем судитесь? – участливо спросила она.

- Сам с собой, - ответил я хмуро.

- Хорошая шутка, - улыбнулась она.

- Не до шуток, - ответил я.

- Это интересно, - сказала она подумав. – А не позволите ли мне сфотографировать вас?

Тут только я заметил, что она была увешана всевозможной фото-кино аппаратурой.

- Валяйте, - ответил я вяло, и в этот момент судья позвал меня обратно в комнату.


- Вот бланк, пишите исковое заявление. Завтра с утра зайдите для прохождения судебно-медицинской экспертизы. Зачем? Для удостоверения возможных физических следов насилия. Свидетели были? Нет? Возможно, вас вызовут к следователю. И последнее: вам, в смысле - ответчику, понадобится адвокат, - сказал судья.

- Я сам буду адвокатом, - ответил я.

- Т.е. вы собираетесь защищать себя против себя? – тихо спросил судья.

- Ваша Честь, разве подсудимый не имеет права отказаться от адвоката?

- Хорошо-хорошо, - успокоил меня судья. – До встречи на слушании вашего дела!


На следующий день на первой странице городской газеты красовался мой портрет в сопровождении комментария, пестревшего вопросами типа « кто кого?», «нельзя ли по-мирному?» и даже «садомазохист?». Я не отвечал на телефонные звонки, старательно избегал журналистов и просто знакомых, и уже совсем не был удивлен, когда войдя в зал судебного заседания, увидел, что он был заполнен до отказа. При моем появлении все глаза обратились в мою сторону и шум в зале усилился. Судья постучал молотком и объявил что суд идет.


- Слушается дело «Мистер Джек Пинчер...» - он поднял глаза...

- Здесь, - отозвался я.

- «...против мистера Джека Пинчера» - он опять поднял глаза.

- Здесь, - отозвался я.

В зале раздались легкие смешки. Судья сообщил, что ответчик отказался от защитника и потом повернулся в сторону жюри. Я последовал его примеру и с удовлетворением отметил про себя, что большинство членом жюри были люди немолодые.

- Заявитель, ответчик, есть ли у кого-нибудь из вас замечания по составу жюри?

Я два раза ответил «нет».

- Заявитель, ответчик, не возникло ли у вас желания заключить мировое соглашение до начала процесса?

Я опять два раза ответил «нет». Шум в зале усилился, я оглянулся и увидел, что некоторые держали плакаты вроде «Защитим права человека и его тело от любых посягательств!», или даже просто «Не позволим!».


Судья предоставил слово прокурору.

- Следствием был изучен иск мистера Джека Пинчера. подвергшегося словесному оскорблению и физическому болевому воздействию со стороны ответчика - мистера Джека Пинчера...

- Ваша честь, - не выдержал я. - Защита просит слова! - Судья разрешил.

- Прокурор неточно излагает события, – продолжал я. – Истец первый сказал мне «ну и морда», а я действовал уже в ответ. (Зал разразился смехом).

- Господин Прокурор, держитесь ближе к фактам, - попросил судья.

- Так вот, - продолжал прокурор, - судебно-медицинская экспертиза подтвердила наличие на теле истца, с правой стороны ниже пояса, следов энергичного ущемления.

- Ваша честь, - не выдержал опять я. - Защита просит слова! - Судья разрешил.

- На моем теле тоже есть такие следы!

Зал не мог сдержать хохота, и было видно, что и судья, и члены жюри с трудом сдерживали себя. Мне же было не до смеха.


Между тем, прокурор невозмутимо продолжал:

- Это совсем не смешно. К нам обратился мистер Джек Пинчер, который ищет защиты от мистера Джека Пинчера, потому что он не может с ним справиться сам. Он мог бы обратиться и в другие, несудебные инстанции, но он выбрал суд, хотя и знает, что единственное, что может сделать для него суд – это наказать обидчика. И значит, это именно то, что он хочет, а хочет он – освободить себя от функции самонаказующей стороны и превратить её в законную наказующую функцию суда. До сих пор суду не приходилось рассматривать подобного рода дела, и, наверное, суд и не должен этого делать. Но в данном случае мы решили, что не можем отказать этому уникальному просителю.


Зал разразился долгими аплодисментами, и я поймал себя на том, что аплодирую вместе со всеми. Дальнейшие процедурные выступления я уже и не слушал, и подключился опять уже тогда, когда судья начал зачитывать постановление:

- Жюри единогласно признало ответчика виновным, но учитывая особый характер его отношений с истцом, рекомендовало смягчить ему меру наказания. В результате суд постановляет:

1) Присудить ответчика к штрафу в размере 5000 долларов (судья сделал паузу, зал замер) в пользу истца (зал облегченно вздохнул).

2) Судебные издержки в размере 8765 долларов – ва счет ответчика.


Зал встретил это гробовым молчанием, и когда я вышел в холл, то увидел, что люди - знакомые и незнакомые – явно избегали смотреть на меня. Но тут из общей массы выделился один, который с улыбкой подошел ко мне и, не стесняясь, хлопнул меня по плечу. – Хай, Джек! – сказал он. – Меня зовут Джон, я совладелец компании «Джон энд Джон Паблишерс». Мне понравился твой нестандартный подход к своей непростой проблеме, и я хотел бы заключить с тобой контракт на написание книги обо всем этом. Аванс в сумме 30 тыс долларов могу выписать прямо сейчас.


Вернувшись домой, я первым делом направился к зеркалу, ожидая решительного объяснения. Каково же было моё удивление, когда тот, в зеркале, встретил меня широкой улыбкой, а потом подмигнул и сказал: - Не дрейфь, едем дальше...


Иосиф Бененсон


Октябрь 2009 г.


Thursday, October 8, 2009

Большая любовь Петра Ильича Чайковского

Тем, кто, прочитав название этой заметки, надеетя найти здесь пикантные подробности личной жизни великого композитора, скажу сразу: их не будет. Достаточно с вас всей этой желтой лихорадки нынешнего юбилейного гоголевского года, когда литературоведы и журналисты пытаются нарыть как можно больше хотя бы даже и мелочей, доказывающих или опровергающих гомосексуальность великого писателя.

Всех таких «сексуально озабоченных» около-литераторов, около-музыковедов и вообще около-искусствоведов я бы объединил в одну группу, у меня для нее даже и название имеется – по одному давнишнему анекдоту. Лет сорок назад стало известно, что за толстыми звуконепроницаемыми дверями классов Московской консерватории некоторые преподаватели занимались не только музыкой, и не только с молоденькими студентками. И некоторые из этих «некоторых», несмотря на уважаемые имена, очутились в тюрьме. А анекдот потом был такой: надзиратель открывает дверь камеры и объявляет: «Гошпода мужиковеды, пидерачу принесли!». Так вот, значит, «мужиковеды», что в данном случае не будет, конечно, означать, что они сами буквально из той компании.

В наши дни тема сексуальной ориентации стала гораздо более открытой, чем когда-то, и теперь известно, что нетрадиционная ориентация встречается у людей искусства пожалуй не чаще, чем у других людей, просто те, первые, всегда были более на виду. Но «мужиковедам» мало констатации, они пытаются проследить связь между сексуальной ориентацией авторов и особенностями их произведений, и обычно безуспешно, не понимая при этом одной простой вещи: либидо, безусловно, является важнейшим, и часто определяющим фактором жизни любого человека, но в случае выдающихся личностей его относительная, или, так сказать, процентная доля значимости резко снижается - у них голова занята еще кое-чем.

У Чайковского голова с ранних лет была занята музыкой. Сначала это была музыка Моцарта, Россини, Глинки, потом он стал удивлять родственников и знакомых игрой импровизаций на известные темы, а с четырнадцати лет в его голове зазвучала собственная музыка и так продолжалось вплоть до его кончины в возрасте пятидесяти трех лет. За это время он написал много опер, симфоний, инструментальных и вокальных произведений, и все это исполняется по всему миру – и детьми, и студентами, и профессионалами, и чем дальше – тем больше. Сегодня его музыку можно услышать и в телевизионной рекламе, где, как известно, свои требования к привлекательности представляемого материала.

В чем причина такого успеха музыки Чайковского? Она изобретательна, содержательна и красива, и к каждому из этих качеств можно присоединить оценку – в высшей степени. И в каждом из этих качеств она оригинальна, т.е. без подражания кому бы то ни было из предшественников. И поэтому она часто узнаваема даже людьми, весьма далекими от классической музыки. И поэтому еще при жизни Чайковсий был удостоен всех возможных почестей как в Европе, так и в Америке.

Я вспоминаю другого русского композитора – Николая Мясковского, который написал музыки, наверно, не меньше, чем Чайковский, одних симфоний – целых двадцать семь. Ну, ему, конечно, и карты в руки: он был профессором Московской консерватории по классу композиции, среди его учеников были такие, как Кабалевский и Хачатурян. В советские годы (а умер он в 1950 году) ему оказывали официальные почести и музыка его исполнялась. В те времена основным источником информации и развлечения был репродуктор городской радиосети, который в большинстве домов, да и на предприятиях бывал включен круглосуточно, на ночь его отключала сама радиосеть. Надо сказать, что программы передач тех лет содержали много классической музыки и это вспоминается с удовольствием, потому что посещать часто концерты было невозможно, а на грампластинках ничего существенного быть не могло ввиду ограниченной длительности записи. Так вот, приду иногда домой и слышу – играют симфонию. Пытаюсь угадать, кто автор, вроде бы похоже на Скрябина... нет, Глиэр... а то и Чайковский, и так до тех пор, пока не соображаю: ааа-а, Мясковский! И обычно угадывал. Всё было у этого человека – высокий профессионализм, условия, работоспособность, но не было изобретательности, и поэтому не мог он придумать свою музыку. Нет, он не списывал, но использовал хорошо известные ему идеи и приемы, причем сочетал их не лучшим образом.

Изобретательность Чайковского фантастична. В финале своей Второй симфонии он берет за основу простую мелодию народной песни «Повадился журавель» и, развивая, модифицируя её и применяя необычные приемы оркестровки, возводит на ваших глазах (я не оговорился – глазах!) уходящую в небеса величественную и захватывающую дух музыкальную конструкцию. Другой пример – сцена письма Татьяны. По существу это симфония в опере, где солист является частью оркестра, а оркестр – продолжением солиста на сцене. С содержательной точки зрения этот пример является ярким образцом лирического музыкального письма Чайковского, которому в то же время принадлежат и не имеющие себе равных трагические картины, такие, как финал Шестой симфонии, рисующий последние часы и минуты жизни человека вплоть до последнего удара сердца, последнего вдоха...

И, наконец, красота музыки Чайковского. Вот как определяет понятие красоты Википедия: «Красота - эстетическая (неутилитарная) категория, обозначающая совершенство, гармоничное сочетание аспектов объекта, при котором последний вызывает у наблюдателя эстетическое наслаждение». Всё правильно, но слишком уж заумно и, к тому же, коряво. А главное – люди, и не зная этого определения, ощущают, что красиво, а что нет, хотя часто каждый по-своему: недаром говорят, что красота – в глазах смотрящего. В отношении же музыки существует, пожалуй, большее единодушие, наверно оттого, что язык музыки интернационален. Ощущение красоты музыки развивается у многих с раннего детства, для этого достаточно просто её слушать, не обязательно учиться. Я помню, как уже в начальных классах музыкальной школы слышал от своих соучеников восторженные высказывания типа «Какую красивую пьесу мне задали!», или «Какая красивая музыка! Как она называется?», и именно это восхищение подвигало их на долгие часы музыкальных упражнений после всех необходимых заданий общеобразовательной школы.

Мелодичекий дар Чайковского не имеет себе равных, прекрасные мелодии присутствуют буквально во всех его произведениях, а некоторые, например опера «Евгений Онегин», балет «Лебединое озеро» - это сплошной непрерывающийся поток чудесных мелодий разнообразного характера и настроения. Среди них я особо выделю мелодии любви, которые, заметьте, не надо путать с любовными ариями или романсами, в которых герой или непосредственно обращается к предмету своей любви (например, ариозо Ленского «Я люблю вас, Ольга...») или рассказывает о своей любви (например, ария Гремина «Любви все возрасты покорны...»).

Мелодия любви – это песня влюбленной души. Она обычно бессловесна, исполняется чаще всего на скрипке, или же на фортепиано. В ней вы услышите мечту, негу, томление. Если из Чайковского, то я бы привел в пример вторую часть скрипичного концерта, но такого рода мелодии удавались многим великим композиторам, из наиболее к нам близким по времени – Шостаковичу, Хачатуряну. Каждый раз, слушая прекрасную мелодию любви, понимаешь, что написать такое мог только человек, сам хотя бы однажды испытавший состояние любви. Окидывая мысленным взором всё творчество Чайковского, сочинившего много таких мелодий, нельзя не задаться вопросом: кого же в своей жизни любил этот человек? Была ли это одна любовь на всю жизнь, или это случалось с ним не раз?

То, что известно о личной жизни Чайковского, не дает ответа на этот вопрос. Был он в молодые годы влюблен, и не без взаимности, в гастролировавшую в России знаменитую тогда певицу Дезире Арто и собирался на ней жениться. Его друзья-музыканты, и в особенности Николай Рубинштейн, приложили все усилия, чтобы расстроить этот брак, справедливо полагая, что Чайковский, скорее всего, уедет с ней за границу и там потеряется в её тени, не успев развить своего таланта. Впоследствии Чайковский сохранил с ней хорошие отношения, посвятил ей несколько романсов. Потом он увлекался другими девушками, которых, по стечению обстоятельств, всех звали Софьями, а затем женился на молодой «смазливой и жеманной», как он сам говорил, женщине, которая вообще не знала его музыки. Жить он с ней не стал, хотя, вроде бы, никогда и не разводился. И всё. Никакой другой достоверной информации на эту тему не существует, хотя Чайковский вёл очень активный образ жизни: много выступал и путешествовал, общался с музыкантами, артистами, издателями, писателями, многочисленными родственниками, вёл обширную переписку, печатался как критик. И чтобы не строить догадок относительно того, кто или что было движущей силой его творчества, я предоставлю слово самому Петру Ильичу. Это отрывок из его письма Надежде Филаретовне фон Мекк – его другу, почитательнице и меценату. Отрывок несколько длинноват, но я уверен - вы не пожалеете о потраченном времени.

«... я постараюсь все-таки рассказать Вам в общих чертах, как я работаю. Прежде всего я должен сделать очень важное для разъяснения процесса сочинения подразделение моих работ на два вида:
1) Сочинения, которые я пишу по собственной инициативе, вследствие непосредственного влечения и неотразимой внутренней потребности.
2) Сочинения, которые я пишу вследствие внешнего толчка, по просьбе друга или издателя, по заказу, как, например, случилось, когда для открытия Политехнической выставки мне заказали кантату, или когда для проектированного в пользу Красного креста концерта дирекция Музыкального общества мне заказала марш (Сербско-русский) и т. п.
Спешу оговориться. Я уже по опыту знаю, что качество сочинения не находится в зависимости от принадлежности к тому или другому отделу. Очень часто случалось, что вещь, принадлежащая ко второму разряду, несмотря на то, что первоначальный толчок к ее появлению на свет получался извне, выходила вполне удачной, и, наоборот, вещь, задуманная мной самим, вследствие побочных обстоятельств, удавалась менее.

Эти побочные обстоятельства, от которых зависит то состояние духа, в котором пишется сочинение, имеют громадное значение. Для артиста в момент творчества необходимо полное спокойствие. В этом смысле художественное творчество всегда объективно, даже и музыкальное. Те, которые думают, что творящий художник в минуты аффектов способен посредством средств своего искусства выразить то, что он чувствует, ошибаются. И печальные и радостные чувства выражаются всегда, так сказать, ретроспективно. Не имея особенных причин радоваться, я могу проникнуться веселым творческим, настроением и, наоборот, среди счастливой обстановки произвести вещь, проникнутую самыми мрачными и безнадежными ощущениями. Словом, артист живет двойною жизнью: общечеловеческою и артистическою, причем обе эти жизни текут иногда не вместе.

Как бы то ни было, но для сочинения, повторяю, главное условие - возможность отделаться хоть на время от забот первой из этих двух жизней и всецело отдаться второй. Но я отдаляюсь в сторону. Возвращаюсь к своему подразделению. Для сочинений, принадлежащих к первому разряду, не требуется никакого, хотя бы малейшего усилия воли. Остается повиноваться внутреннему голосу, и если первая из двух жизней не подавляет своими грустными случайностями вторую, художническую, то работа идет с совершенно непостижимою легкостью. Забываешь все, душа трепещет от какого-то совершенно непостижимого и невыразимо сладкого волнения, решительно не успеваешь следовать за ее порывом куда-то, время проходит буквально незаметно. В этом состоянии есть что-то сомнамбулическое. Рассказать Вам эти минуты нет никакой возможности. То, что выходит из пера или просто укладывается в голове в этом состоянии - всегда хорошо, и если ничто, никакой внешний толчок не призовет к той, другой, общей жизни, оно должно выйти совершенством того, что в силах создать тот или другой художник. К сожалению, эти внешние толчки совершенно неизбежны. Нужно идти на службу, зовут обедать, пришло письмо и т.д. Вот почему так редки сочинения, которые во всех частях уравновешены по количеству музыкальной красоты. Отсюда являются швы, приклейки, неровности, несоответствия.

Для сочинения второго разряда иногда приходится себя настраивать. Тут весьма часто приходится побеждать лень, неохоту. Затем бывают различные случайности. Иногда победа достается легко. Иногда вдохновение ускользает, не дается. Но я считаю долгом для артиста никогда не поддаваться, ибо лень очень сильна в людях. Нет ничего хуже для артиста, как поддаваться ей. Ждать нельзя. Вдохновение это такая гостья, которая не любит посещать ленивых. Она является к тем, которые призывают ее. Быть может, оттого и не без основания обвиняют русскую народность за недостаток оригинального творчества, что русский человек ленив . Русский человек любит отложить; он по природе талантлив, но и по природе же страдает недостатком силы воли над собой и отсутствием выдержки. Нужно, необходимо побеждать себя, чтобы не впасть в дилетантизм, которым страдал даже такой колоссальный талант как Глинка. Человек этот, одаренный громадной самобытной силой творчества, дожил если не до старости, то до очень зрелого возраста и написал удивительно мало. Прочтите его мемуары. Вы увидите из них, что он работал как дилетант, т. е. урывками, когда находило подходящее расположение духа. Как бы мы ни гордились Глинкой, но надобно признаться, что он не исполнил той задачи, которая лежала на нем, если принять в соображение его изумительное дарование. Обе его оперы, несмотря на удивительные и совершенно самобытные красоты, страдают поразительною неровностью, вследствие которой наряду с гениальными и нетленными красотами встречаются совершенно детски-наивные и слабые номера. Но что бы было, если б этот человек родился в другой среде, жил бы в других условиях, если б он работал как артист, сознающий свою силу и свой долг довести развитие своего дарования до последней степени возможного совершенства, а не как дилетант, от нечего делать сочиняющий музыку!

Итак, я теперь разъяснил Вам, что я пишу или по внутреннему побуждению, окрыляемый высшей и не поддающейся анализу силой вдохновения, или же просто работаю, призывая эту силу, которая или является или не является на зов, и в последнем случае из-под пера выходит pабота, не согретая истинным чувством.

Вы, надеюсь, не заподозрите меня, друг мой, в самохвальстве, если я скажу Вам, что мой призыв к вдохновению никогда почти не бывает тщетным. Я могу сказать, что та сила, которую выше я назвал капризной гостьей, уже давно со мной освоилась настолько, что мы живем неразлучно и что она отлетает от меня только тогда, когда вследствие обстоятельств, так или иначе гнетущих мою общечеловеческую жизнь, она чувствует себя излишнею. Но едва туча рассеялась, - она тут. Таким образом, находясь в нормальном состоянии духа, я могу сказать, что сочиняю всегда, в каждую минуту дня и при всякой обстановке. Иногда я с любопытством наблюдаю за той непрерывной. работой, которая сама собой, независимо от предмета разговора, который я веду, от людей, с которыми нахожусь, происходит в той области головы моей, которая отдана музыке. Иногда это бывает какая-то подготовительная работа, т. е. отделываются подробности голосоведения какого-нибудь перед тем проектированного кусочка, а в другой раз является совершенно новая, самостоятельная музыкальная мысль, и стараешься удержать ее в памяти. Откуда это является, - непроницаемая тайна».

Как говорится, комментарии излишни. Можно только вспомнить Пигмалиона, который, вырезав из слоновой кости прекрасную девушку и влюбившись в неё, взмолился Афродите, чтобы та её оживила. Похожим образом Чайковский был влюблен в свою Музыку, которую он творил всю жизнь. Но оживлял он её самостоятельно, без помощи богов, потому что знал: всё, что для этого нужно, они дали ему уже от рождения, и от него требовалось одно – работать...

Иосиф Бененсон

Октябрь 2009 г.

Tuesday, September 22, 2009

Крепкие орешки


Крепкие орешки эти трое. Люди с сильной волей и интеллектом. Люди разных национальностей, но со сходной судьбой: все они выходцы из России; все покинули её при непростых обстоятельствах; все имели на это особые и очень схожие причины; все жили за границей, порою тщательно скрываясь; все стали всемирно известными. Их имена: Виктор Суворов, Абдурахман Авторханов, Айн Рэнд.


Первый из них - Виктор Суворов - наш современник,. Его настоящее имя – Владимир Богданович Резун. Отец украинец, мать русская, а сам кто? Мой покойный свояк сказал бы так: настоящий советский человек, и это было бы сущей правдой в самом хорошем смысле этого определения. Вот посмотрите: окончил Суворовское училище, потом высшее военное училище и был командиром танкового взвода. Потом работал в военной разведке и, видимо, успешно, так как его направили в Военно-дипломатическую академию. Способный человек, он после этого очутился в женевской легальной резидентуре ГРУ, т.е. в разведке высшего эшелона. Было ему в то время всего 31 год, жизнь складывалась хорошо. И вдруг летом 1978 года он исчез из своей женевской квартиры, а через 10 дней объявился в Англии.


Прокололся? Продался? Перевербовался? Что еще бывает с разведчиками в таких случаях? Но здесь не подходило ни то, ни другое, ни третье, потому что он перебежал не один, а вместе с семьей – женой и детьми, что неизмеримо повышало степень риска и личной ответственности. Значит, у него должна была быть особая причина решиться на это, и причина такая была: он сделал открытие. У всякого человека в таком случае возникает непреодолимый импульс: донести свое открытие до людей; но он знал – в России ему этого не позволили бы. Почему? Открытие это было не научного характера, наука, как известно, открывает то, что не было известно никому. Он же открыл то, что было известно, но доступно только небольшой горстке людей; всех остальных же кормили красивой сказкой о том, что II мировую войну начал Гитлер, или того больше – мировой империализм. Что Гитлер вероломно напал на Советский Союз, занятый в то время мирным трудом. Что после разгрома Гитлера в его берлоге народы Восточной Европы были освобождены от империалистического ига, о чем они так давно мечтали. И надо сказать, люди в это верили, и гордились своей страной, совершившей такой подвиг.


У Виктора Суворова к моменту его побега из Женевы в голове сложилось совсем другое объяснение событий того времени: II мировая война была спланирована Сталиным, причем в строгом соответствии с работами классиков марксизма-ленинизма. И Сталин не только подталкивал Гитлера к войне, но и всячески помогал ему в этом. И все шло точно по плану, за исключением одного прокола: Гитлер понял, что попал в ловушку и был вынужден упредить сталинский удар, предполагавшийся в середине июля. Несколько лет понадобилось Виктору Суворову, чтобы доказательно подтвердить свою догадку и изложить ее на бумаге, в результате чего в 1988 году в Англии появилась книга «Ледокол». Вскоре эта книга вышла и в России, где уже полным ходом шла перестройка.


Книга сразу же вызвала интерес как у широкой публики, так и у специалистов – военных и гражданских историков. Никто не остался равнодушным. Для тех, кто хотел и не боялся правды, она явилась освобождением от долголетней информационной и пропагандистской блокады. Для других же...тут лучше всего вспомнить историю с «поумневшей» Вороной, которая, прежде чем начать отвечать Лисице, переложила сыр из клюва под мышку. Но Лисица, как помним, продолжала: а знаешь, твой Ворон сейчас...На что Ворона, не выдержав, вскричала «Как!», воздев крылья к небу, и сыр, естественно, выпал. Так вот те, другие, в один голос вскричали: Как! Как можно верить хотя бы единому слову этого предателя, изменника Родины, очернителя нашей славной истории! Как можно всерьез рассматривать писания этого дилетанта, который и понятия не имеет о том, что такое историческая наука, исторический анализ! Но поздно, сыр выпал, и теперь с каждым годом все больше профессионалов вынуждены с одобрением цитировать Суворова.


Как сделал свое знаменитое открытие Галилей? Каждый день и каждую ночь он вместе со всеми людьми на Земле наблюдал вращение небесных светил над головой. Священное писание объясняло это просто, и всех это устраивало. Понадобилась необыкновенная смелость и сила ума, чтобы понять и доказать прямо противоположное. Виктор Суворов был в сходной ситуации: в своем «Ледоколе» он использовал только всем доступные, открытые документы - газеты, журналы, постановления, военные сводки, мемуары, ну и, конечно, «священное писание», т.е. труды основоположников. Понадобилась необыкновенная смелость и сила ума, чтобы сложить все это в непротиворечивую картину. Он взял себе имя Виктор, что значит «победитель», и фамилию Суворов, не требующую пояснений. Не слишком ли? Нет, в самый раз.

-.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-

Имя Авторханова впервые зазвучало в Советском Союзе в конце 60-х, когда в самиздате появилась его книга «Технология власти». Она была издана и государственным издательством, но только для партийной элиты, а простых людей за ее распространение судили. Об этом стали передавать «вражьи» голоса, но личность автора и его метонахождение не раскрывали. А биография его была воистину удивительна, как большой пестрый ковер – с множеством мест, событий, занятий, людей, имен.


Абдурахман Геназович Авторханов, чеченец. Родился в небольшом ауле, примерно в 1909 году, точную дату он и сам не знал. Позднее, во время депортации чеченцев аул был уничтожен. Учился в начальной русской и арабской школах, но затем учиться в медресе не захотел и сбежал из дома в Грозный. Там в детском доме ему дали фамилию Авторханов и доучили до седьмого класса, после чего он поступил в партшколу, а потом на рабфак и - важнейшее событие - вступил в партию. Было ему тогда всего-то около 18 лет, но Чеченская парторганизация заметила способного юношу, не дала ему закончить рабфак и направила куда? - прямо в Москву, на подготовительные курсы Института красной профессуры (ИКП).


Это была элитная высшая партийная школа, где преподавали такие имена как Бухарин, Луначарский, Тарле, а с лекциями выступали Сталин, Троцкий, Зиновьев. Но после первого года курсов Авторханову расхотелось всем этим заниматься, он сбежал обратно в Грозный, закончил рабфак и поступил в Нефтяной институт. Все бы хорошо, но в Чеченском обкоме партии тогда не было ни одного чеченца, и этим первым чеченцем стал он. Его выдернули из института и назначили сразу вторым лицом Чеченского обкома партии. Работал успешно, но – опять но – сменился первый секретарь, привел свою команду, и Авторханов решил все-таки вернуться в Москву, в ИКП.


Вскоре, имея уже неплохую теоретическую подготовку и опыт практической работы с нацменьшинствами, он заметил, что проводимая ЦК партии (под руководством Сталина) национальная политика не соответствовала заветам Ленина, о чем он и написал в газету «Правда». За это его исключили из ИКП, но оставили в номенклатуре и перевели в сектор национальной печати ЦК, а потом отправили в Чечню. Там он работал завотделом народного образования Чечни, организовал Чеченский национальный драматический театр и стал его директором, участвовал в создании грамматики чеченского языка. Он написал ряд книг по истории Чечни и был принят в Союз писателей СССР по секции критики.


Было ему тогда 24 года, надо было завершить образование. Авторханов вернулся в Москву и в 1937 году закончил ИКП, став дипломированным «красным профессором» - историком. Он получил направление на работу в теперь уже Чечено-Ингушский обком партии. Вернулся на родину и попал «с корабля на бал», т.е. прямо на Пленум Обкома. А год, как мы помним, был 37-й, так что весь Пленум (кроме первого секретаря) был арестован. Авторханов, не успев поработать и одного дня, был обвинен в измене родине, в участии в подготовке вооруженного восстания, в шпионаже, во вредительстве, в ведении контрреволюционной антисоветской пропаганды, в участии в контрреволюционной организации. По первым четырем обвинениям высшей мерой наказания был расстрел. Трехлетнее следствие по его делу, сопровождавшееся физическими и психологическими пытками и имитацией расстрела, не смогло доказать состава преступления. Тогда ему приписали идеологическое вредительство и выпустили только в 1942 году.


За эти почти пять лет заключения Авторханов, убежденный, преданный и высоко образованный коммунист, устоявший своей огромной силой воли против сталинской репрессионной машины, имел время заново обдумать свою прошлую жизнь. Вот что он позже написал: «Это была моя власть, моя партия, мой аппарат. Социальная философия марксизма - создание бесклассового социального общежития с материальным изобилием; духовная философия марксизма - господство неограниченной творческой свободы в науке, искусстве, литературе без всякой цензуры; правовая философия марксизма - ликвидация насилия человека над человеком и постепенное отмирание аппарата этого насилия - самого государства - таковы были наши идеалы. Когда я пришел в аппарат партии, она все ещё уверенно исповедовала эти идеалы. Я был готов им служить лояльно и преданно, невзирая на все неизбежные в таком великом эксперименте издержки и провалы»... Но затем: «Мы поклонялись фальшивым богам, и они нас обманули… Ни наши отцы, ни мы в пьяном угаре «пролетарской революции» и за дымовой завесой её социальной демагогии так и не узрели её звериного нутра».


Надо сказать, что далеко не все выжившие партийцы и беспартийные интеллектуалы, в том числе и за рубежом, приходили к такому выводу. Среди известных сторонников и апологетов Сталина были ирландский драматург Бернард Шоу и немецкий писатель Лион Фейхтвангер. Они восхищались Сталиным и его так называемым «экономическим чудом». Фейхтвангер даже находил оправдание сфабрикованным процессам над политическими противниками Сталина, о чем свидетельствует его скандально известная книга «Москва, 1937». И даже Максим Горький, который уже в первые недели после Октябрьского переворота резко и нелицеприятно высказывался о действиях большевиков (см. рассказ о жирном пингвине в этом же блоге), в конце-концов «сломался», согласившись редактировать иезуитскую книгу о строительстве Беломорканала, а затем провозгласив социалистический реализм на Первом съезде советских писателей.


Но Авторханов испытал «советское чудо» буквально на своей шкуре и он сделал свое открытие: в СССР функционировала уникальная система - он назвал ее «партократией»- , которая представляла собой идеально сконструированный и не имеющий аналогов в мировой истории инструмент личной власти диктатора. Основные принципы этой системы были заложены Лениным и доведены до совершенства Сталиным. Вопреки установившемуся мнению, Советским Союзом в действительности правила не партия и даже не её уставные органы (как ЦК или Политбюро), а личная администрация, назначенная диктатором. Формально эта администрация должна была выполнять лишь технические канцелярские функции. На самом деле она держала в своих руках управление страной. При Сталине администрация называлась «Секретариат тов. Сталина» (не путать с Секретариатом ЦК), в дальнейшем она называлась по-разному, но суть оставалась прежней.


Разумеется, Авторханов не мог обнародовать такие мысли у себя на родине и он решился на отчаянный шаг: в 1942 году перешел линию фронта и сдался немцам, которые особого интереса к нему не проявили, но зачислили его в отдел пропаганды Кавказского фронта, где он готовил политические и исторические обзоры по Кавказу. В 1945 году он сумел пробраться в американскую зону оккупации, что было равносильно второму переходу фронта. Все это время он публиковался в различных эмигрантских изданиях (под псевдонимами Александр Уралов и Суровцев). По-настоящему же творческий и продуктивный этап его деятельности начался только в 1948 году, когда он прочел цикл лекций о Советском Союзе в Русском Институте армии США. Его сразу же зачислили в штат института, где он потом заведовал кафедрой политических наук, был председателем Академического Совета института и проработал там более 30 лет.


За это время и потом, уже уйдя на пенсию, он написал много работ по истории СССР и стал признанным мировым авторитетом в этой области. Он участвовл в создании «Радио Свобода» и выступал там под псевдонимом профессор Темиров. Его самые популярные книги – «Технология власти» и «Загадка смерти Сталина», написаны, так же как и книги Виктора Суворова, только по материалам открытых публикаций. Обе они есть свободно на интернете, читаются как детективы. Да, собственно, это и есть детективы, о мошенниках и убийцах, но только не уличных, а на высшем государственном уровне.

.-.-.-.-.-.-.-.-.-.-

Имя Айн Рэнд вообще было неизвестно в России вплоть до 1994 года, когда в продаже пояилась небольшая, но очень ёмкая брошюра о ней, содержание которой поражало необычностью идей и масштабом личности их автора. Оказалось, что в Америке она очень популярна, что её произведения читаются и школьниками, и специалистами, что хотя её уже давно нет в живых, её книги постоянно переиздаются и покупаются. Сегодня в России в магазинах есть все её основные произведения, и определенные группы заняты их популяризацией.


Её настоящее имя– Алиса Зиновьевна Розенбаум, еврейка. Она родилась в 1905 году в Петербурге, была свидетелем обеих революций 1917 года и первоначально симпатизировала социалистическим идеям, хотя ее родители и были из мелких собственников. Впрочем, в то время молодежь и из богатых семей страдала подобными увлечениями. Например, Зинаида Николаевна Королева по происхождению была дворянкой, по воспитанию подлинной «гранд-дамой», но по своим политическим взглядам сделалась самой крайней революционеркой еще с институтской скамьи. Алиса тоже училась в университете, изучала историю, философию и юриспруденцию, но в результате сумела взглянуть на происходящее более критическим взглядом.


Когда отца Алисы экспроприировали и чуть не убили, а ее возлюбленного арестовали и больше она его никогда не видела, она на себе прочувствовала, по выражению Авторханова, «звериное нутро» новой власти. Позднее она опишет эти события в своем романе «Мы, живущие». Но в её реакции доминировали не страх, не ненависть – она начала осознавать порочность философской концепции коммунизма, и вообще коллективизма. Как это могло произойти в то время, когда и Европа, и Америка находились под властью чар Коммунистического Манифеста? Я говорю – чар, потому что Манифест – это прекрасное литературное произведение, я бы сказал – поэма. Кто не читал или читал давно, или по необходимости – прочитайте, не пожалеете, и увидите, что все это не только красиво, но и вроде бы все правильно. Почти до самого конца. Почему почти? Вот, например, такой абзац:


«Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства, целые, словно вызванные из-под земли, массы населения, - какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»


Прямо гимн капитализму. Дальнейшее же удобней проследить по более компактному тексту партийного гимна «Интернационал»:


Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был никем – тот станет всем.


И ведь так потом и сделали, тем самым уничтожив основные истоки успеха капитализма: свободное предпринимательство, свободную конкуренцию, весь накопленный организаторский и технологический опыт. А до этого – опять цитирую Авторханова - «в пьяном угаре... социальной демагогии» так и не сообразили, что рушить до основания нельзя, на что, кстати, указывали многие (посмотрите в конце Манифеста). Но классики их слушать не хотели, им надо было «всё и сразу». Как просвещал меня лет пятьдесят назад мой сотрудник, постарше и поопытней меня, «всякая радикальная революция оказывается сначала на куче дерьма, после чего начинает это дерьмо разгребать». И «весь мир насилья», так эмоционально сгущенный в Манифесте, большевики заменили на мир своего насилья, равного которому до того не бывало.


Айн Рэнд поняла все это уже тогда, но это, конечно, не было открытием. Открытие было в другом: она заметила, что в морально-этическом отношении капитализм все время занимал оборонительную позицию, защищаясь от нападок как слева, типа тех, что в Манифесте, так и от центристов типа либеральных демократов, так и справа – от феодалов, автократов, клерикалов. Капитализм, занятый практическими делами, так и не создал свою философию. Айн Рэнд взяла на себя и выполнила эту задачу. Пересказывать и комментировать ее идеи в рамках небольшой статьи невозможно. Поэтому скажу только, что она пришла к выводу, что капитализм является единственно возможной морально обоснованной системой, соответствующей природе человека. Если вы захотите понять логику ее умозаключений, прочитайте ее работу «Что такое капитализм?». Вы узнаете много для себя интересного, и в частности – при каком же строе мы сейчас живем.


Все свои произведения Айн Рэнд написала уже будучи в Америке, подписываясь этим своим новым именем, которое она взяла, чтобы не подвергать гонениям оставшихся в России родителей. Для изложения, разъяснения и пропаганды своих философских, нравственных и политических взглядов она применила хорошо известный прием, рассыпав их по страницам своих романов и вложив в уста своих героев и антигероев. Основой её философии является индивидуализм, и поэтому она бепощадно развенчивает идеи коллективизма и альтруизма. Вот характерный пассаж из романа «Гимн»:


«Слово мы да не будет произносимо, кроме как по личному выбору и обдуманно. Это слово нельзя ставить первым в душе человека, в противном случае оно становится чудовищем, корнем всех зол на земле, корнем пыток одного человека другим и несказанной лжи. Слово мы - это известь, вылитая на людей, которая застывает и твердеет как камень, и подавляет собой всё, так что и белое, и черное равно теряются в его серости. С помощью этого слова порочные крадут добродетель у хороших, слабые крадут мощь у сильных, дураки крадут мудрость у мудрецов. ... Но я покончил с этим вероисповеданием порчи. Я покончил с чудовищным мы – именем рабства, грабежа, страдания, лжи и стыда. И теперь я вижу лицо бога, я возношу этого бога над землей, того бога, которого люди искали с тех пор, как произошли на свет, того бога, который дает им радость, мир и гордость. Этот бог – одно слово: Я».


Я знаю, среди моих читателей найдется немало таких, которых взволнует патетика этих строк, и потому я приведу еще один отрывок (из романа «Атлант расправил плечи»), демонстрирущий страстную жизнеутверждающую силу философии Айн Рэнд:


«Веками битва за мораль велась между теми, кто утверждал, что наша жизнь принадлежит Богу, что благо – это самоотречение ради призраков в раю, и теми, кто проповедовал, что благо – это самоотречение ради убогих на земле. И никто не сказал, что жизнь принадлежит самим людям, и что добро состоит в том, чтобы прожить её.

Обе стороны сходились на том, что моральность и практичность – противоположные вещи. О чем бы другом ни спорили, в одном все моралисты были едины: в противостоянии человеческому уму».


И далее, полемизируя с ними, герой Айн Рэнд говорит: «У человека нет автоматического закона выживания. Его особое отличие от всех других живых существ - необходимость действовать путем волевого выбора перед лицом альтернатив. Он не обладает автоматическим знанием того, что для него хорошо, а что плохо, от каких ценностей зависит его жизнь, какие действия необходимо предпринять. Вы пытаетесь лепетать об инстинкте самосохранения? Инстинкт самосохранения – это именно то, чем человек не обладает. Инстинктэто безошибочная и автоматическая форма знания. Желание не есть инстинкт. Желание жить не дает вам знаний, необходимых для жизни. Ваш страх смерти – это еще не любовь к жизни, и он не даст вам знаний, необходимых для сохранения ее. Человек должен сам получить свои знания и сам выбирать с помощью мышления, природа не заставляет его делать это. Система ценностей, принятая в результате подобного выбора, и есть моральный кодекс». Далее следуют подробные разъяснения, которые, по прочтении, оставят у вас ощущение, что что-то в этом мире для вас изменилось.


Литературно-философское наследие Айн Рэнд хранится не только на книжных полках - есть Фонд и Институт Айн Рэнд, находящийся в Калифорнии и играющий такую же роль, что и консерватории в сохранении музыкального наследия. Сегодня можно и увидеть, и послушать её на YouTube в видеозаписях нескольких интервью, которые она давала в разные годы. Крепкий орешек Айн Рэнд пустил сильный корень на американской земле и вырос в стройное дерево на аллее славы мировой культуры.


Иосиф Бененсон

Сениябрь 2009 г.


Sunday, September 6, 2009

Песня о Жирном Пингвине


Опыт зоологического литературоведения


Люблю красивые стихи, такие, в которых помимо ритма и размера (что присуще любым стихам) ощущается какая-то мелодия, музыка (не в буквальном, конечно, смысле слова). Таких стихов много у Пушкина, к их числу я отношу и «Песню о Буревестнике» Максима Горького:

Над седой равниной моря ветер тучи собирает,
Между тучами и морем гордо реет Буревестник,
Черной молнии подобный...

Прекрасно, не правда ли?

Еще со школы я помнил, что это аллегория, т.е. иносказание: Буревестник-это революционер, и, конечно же- марксистского толка (между прочим, один из переводов «Песни о Буревестнике» на английский язык располагается на современном американском сайте marxists.org). Остальные действующие лица- чайки, гагары- это мещане, обыватели; глупые жирные пингвины- конечно же буржуа.

Строго говоря, аллегория это выражение отвлеченного понятия в конкретном художественном образе. Напр., в баснях Лисица- это хитрость, как понятие; Осел- глупость, Стрекоза- легкомыслие, и т.д. Т.е. в нашем случае следовало бы сказать, что Буревестник- это революционность в широком смысле слова, и тут мы сразу чувствуем, что нет, не подходит (напр. к буржуазной революции). И ведь в баснях все действущие лица всегда пишутся с большой буквы, а здесь- демонстративно- Буревестник с большой буквы, все остальные персонажи- чайки, гагары, пингвины- со строчной буквы, как существа низшего порядка. Нет, это не басня, что впрочем видно и из названия.

Другие аллегорические жанры, напр., притча (иносказательный рассказ с нравоучением), тоже не имеют ничего общего с нашим случаем. Короче, «Песня о Буревестнике» не является аллегорией, и, значит, или нас в школе неправильно учили, или я что-то подзабыл. Но прежде чем углубляться в дебри литературоведения, я решил узнать побольше о его действующих лицах, о всех этих упомянутых выше птицах. И вот что узнал.

Буревестник принадлежит к большой группе так наз. пелагических птиц, т.е. живущих в океане, где они проводят до десяти месяцев в году вдали от земли, а на землю прилетают только для того, чтобы сыграть свадьбу, снести одно яйцо и помочь потомку встать, что называется, на крыло. К этой группе принадлежит, напр., такая большая птица, как альбатрос, а буревестник- самый из них маленький. В поисках добычи эти птицы так низко летают над волнами, перебирая ножками, что создается полное впечатление, что они идут по воде. Поэтому по-английски, а также на всех основных европейских языках этих птиц называют Petrel, уменьшительное от Пётр, т.е. Петрик, в честь Св. Петра, который, как известно, ходил по воде аки по суху. Маленький буревестник так быстро машет своими крылышками, что полет его порывист и напоминает полет летучей мыши.

Так и живут они, следуя за косяками рыбы или скоплениями планктона, а по ночам дремлют, покачиваясь на волнах, в тихую погоду, естественно. Сильный шторм может быть для них погибелью, т.к. укрыться негде. И поэтому когда моряки видят в небе стемительную стаю буревестников, они знают: птицы уходят от надвигающегося шторма, а крики их означают не что иное, как «полундра, братва, беда идет!».


Теперь, для отдыха от естествознательного экскурса, почитаем еще немного прекрасные стихи:

То крылом волны касаясь,
То стрелой взмывая к тучам,
Он кричит, и тучи слышат
Радость в смелом крике птицы.

В этом крике- жажда бури!
Силу гнева, пламя страсти
И уверенность в победе
Cлышат тучи в этом крике!

Здорово! Но оставим пока Буревестника в облаках, пора вспомнить и о других.

Чаек представлять публике незачем- их знают все, потому что чайки живут везде, где есть твердая земля: и на побережьях морей, и в глубине материков, где есть хоть какая-то вода- река, озеро, или даже болото. Я знал колонию чаек, живших много лет подряд на небольшом подмосковном озерке, заросшем камышом. Орнитологи отмечают высокую изобретательность и интеллект чаек. Зарегистрированы случаи использования ими различных предметов в качестве орудий. Они организуют развитые социальные структуры и демонстрируют сложные системы общения. Они хорошо уживаются с людьми, в чем многие из нас могли неоднократно убеждаться.

Гагара не столь известна широкой публике, но если я скажу, что это та самая большая утка с характерным густым серо-белым оперением, которая изображена на канадских деньгах, то все сразу станет на место. Да, гагара является национальной птицей-символом Канады, а также официальной птицей ее провинции Онтарио и американского штата Миннесота. Летом гагары заселяют пресноводные озера на гигантских пространствах северо-американского и европейского материков вплоть до Ледовитого океана. Зимой они переселяются поюжней, а также к берегам морей, но птица эта не морская. Пищу свою добывает как и утка, плавая на поверхности, глядя сквозь чистую спокойную воду и, увидав добычу, ныряет за ней, обычно на небольшую глубину.

А вот как описывает этих птиц в экстремальных условиях приближающейся бури Максим Горький:

Чайки стонут перед бурей- стонут, мечутся над морем
И на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
И гагары тоже стонут- им, гагарам, недоступно
Наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает.

Я не буду комментировать «стон» чаек, к сожалению он стал литературным штампом, я не знаю- с легкой ли руки Горького, или еще до него. Конечно, умные чайки кричат то же, что и прозорливые буревестники: полундра, ребята... Но интереснее другое: чайки готовы нырнуть на дно, хотя и не умеют этого делать. А кто смог бы, гагары? В некотором роде, но они не станут, море- не их стихия. Оказывается лучше всех это сделал бы императорский пингвин: он способен нырять на глубину более 500 м и оставаться там до 20 минут. У Горького же «глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах...». Воистину! Пингвин летать не умеет, т.к. у него вместо крыльев- ласты, а ходить он может только по горизонтальной поверхности и чтоб без камней. Утесы же- прекрасное укрытие для чаек, что они и демонстрируют.

Я ощущаю, как у некоторых читателей нарастает напряжение и, может быть, злость против меня: чего ты тут со своей зоологией-орнитологией, это же ЛИТЕРАТУРА, БОЛЬШАЯ ЛИТЕРАТУРА! Согласен. Так и давайте судить ее по-большому, а не на основании эмоций.

В начале этой статьи я предположил, что «Песня о Буревестнике» не является аллегорией, и всё что вы далее прочитали, определенно показало, что ни один из образов не является носителем какого-либо отвлеченного понятия. Очевидно, это и не сатира, не эпос, не символизм (это легко показать), не героика (здесь не происходит ничего героического), и уж конечно не натурализм- все образы, как мы увидели, совершенно нереальны. И не только образы, а даже отдельные детали описания; вот напр., ветер бросает волны на утесы, «разбивая в пыль и брызги изумрудные громады». Звучит красиво, но буквально в предыдущей строфе читаем: «Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем...» и вода при этом должна бы выглядеть серо-стальной, а никак не изумрудной, каковой она бывает только при солнце и голубом небе. Так что остается - политический памфлет?

Ну уж если памфлет, то из разряда тех, когда автор совершенно не заботится смыслом того, о чем он пишет, и главное для него- создать настроение. Стержнем стихотворения здесь является красивое русское слово буревестник, состоящее из двух не менее звучных и многозначительных корней буря и вестник, или провозвестник. Все остальное- балласт. На английском языке этот номер не прошел бы, т.к. буревестник- это storm-petrel, или штормовой Петрик, что не только не величественно, но и просто смешно.

Я хочу напомнить вам свое первоначальное суждение о том, что этот стих напоминает мне музыку. И действительно: в музыке каждый отдельный звук не означает ровно ничего, кроме своих физических характеристик. Сочетания же и последовательности этих звуков способны создавать настроение и воображаемые картины. Так и здесь- слова и целые строфы сами по себе не значат ничего, в целом же словесная симфония Максима Горького великолепна, создавая ощущение надвигающихся, пока еще неясных перемен. Но для памфлета это все слишком эфемерно.

Знаете, в чем разгадка? «Песня о Буревестнике»- это романтический этюд на тему, очень популярную в России в ХIХ веке: как писатель видит себя в обществе. И ключ к этому дает следующая строфа:

Вот он носится, как демон,- гордый черный демон бури,-
И смеется, и рыдает...
Он над тучами смеется, он от радости рыдает!

Как вы понимаете, это все о Буревестнике, но сравнение его с демоном выглядит на первый взгляд странно. Обычно в литературе демон- фигура активная, вспомним хотя бы лермонтовского «Демона», или Мефистофеля, ну и Воланда, конечно. Ему и здесь нашлась бы подходящая работа, напр., лично организовать эту надвигающуюся бурю. Вместо этого он праздно летает под тучами и смеется над ними, и почему-то рыдает, и громко предупреждает о надвигающейся буре, хотя всем и так ясно, что она вот-вот разразится.

Вспомним, что Горького называли Буревестником Революции. Но это было потом. А сначала, в 1901 г., он сам ощутил себя Буревестником и написал это стихотворение о себе. К тому времени он был знаком с членами революционных кружков, в 1902 г. он познакомился с Лениным, в 1905 г. стал членом большевистского крыла РСДРП. Но активным революционером он никогда не был, он всегда оставался писателем и гуманистом. Он назвал себя черным демоном бури как писателя- творца произведений, симпатизировавших идеям революции. Он радовался развитию революционных процессов и в то же время заранее оплакивал порождаемые всякой революцией бедствия. Уже через две недели после Октябрьского переворота Горький писал: «Ленин и Троцкий совершенно не понимают, что такое свобода и права человека. Они уже заражены зловредным ядом власти, что обнаруживается их бесстыдным неуважением к свободе слова и другим гражданским свободам, борьбу за которые демократия до этого провозглашала». Дальше- больше. Но мог ли он в 1901 г. предполагать, к каким последствиям могут привести увлекательные игры в Буревестников?

Хочу закончить на мажорной ноте. Не так давно по экранам многих стран мира с успехом прошел полнометражный документальный фильм «Марш пингвинов», фильм необыкновенный по замыслу, исполнению, драматичности и занимательности. После его просмотра мне все чаще и чаще стала приходить на ум строка «глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах», строка, сильно контрастировавшая с увиденным мною на экране и досаждавшая мне до тех пор, пока я не понял, что с этим надо что-то делать. И вот- я написал эту статью.

Думаю, что некоторые из вас еще не видели этого фильма, и поэтому не буду пересказывать его содержание. Скажу только, что это фильм об умных, смелых, выносливых, и самоотверженных пингвинах. Это гимн Жизни. Реальной, а не выдуманной.

Иосиф Бененсон

Впервые опубликовано под псевдонмом Анфас Буркин в газете «Русский Мир», г. Сиэтл, 2006 г.

Thursday, August 27, 2009

Беседы с ежом


1. Первое знакомство


Многие, если не большинство, держат у себя дома разную живность - от канареек и до тигрят - в зависимости от личных предпочтений и уровня благосостояния. У меня тоже бывали домашние животные, но в этот раз я подумал, что просто гладить, кормить, выгуливать, и даже дрессировать кого-то мне уже будет недостаточно. Захотелось действительного общения и взаимопонимания. Конечно, собака может понимать довольно много, может даже водить слепого в магазин, но в ответ от нее не дождешься ничего кроме преданного взгляда и готовности исполнить знакомую команду. Попугай, хоть и говорящий – он и есть попугай, это и ежу понятно. Я повторил про себя «это и ежу понятно» и подумал, что не очень уж это лестная для ежа оценка, раз ему только самые простые вещи доступны. Но с другой стороны – он способен, значит, воспринимать какие-то человеческие суждения? Интересно. А не попробовать ли?


- Прошу, выбирайте, - менеджер питомника указал рукой на большой стеллаж с клетками, в каждой из которых блестела глазами симпатичная мордашка.

- Мне бы желательно такого, чтоб ... поумней.

- Тогда вот этого, пожалуйста, - и вместе с клеткой и паспортом он протянул мне документ, подтверждающий, что ёж такой-то успешно завершил «Курс молодого ежа», включавшего в себя предметы теории и реальной жизни. Я заметил, что цена, указанная на его клетке, была существенно выше, чем на других.

- Ну это как «Лексус», например. Вы ведь знаете, за что платите?- сказал менеджер, перехватив мой взгляд. - В крайнем случае, в течение 30 дней можете вернуть без потерь.


Имя ежа по паспорту было трудным для произношения, и все домочадцы стали звать его просто Ёжик. Похоже, это ему понравилось. Неделя ушла на взаимную притирку, решение вопросов жилья и питания. Ёж был общительным, подходил, когда звали. Любил засунуть нос в картонную трубку от рулона с туалетной бумагой или бумажного полотенца и ходил с ней как с хоботом. Любил катать по полу яблоко или мячик. Любил стащить на пол газету и медленно ползать по ней вдоль строчек, как будто читая её. А может и вправду читал, кто его знает? Документ об образовании ежа я пока никому не показывал, опасаясь, что надо мной будут смеяться. И, наконец, однажды решил попробовать ежа «в деле», один на один, без свидетелей. Я взял его с собой во двор и остановился около куста ежевики. Стоял и молчал. Вдруг ёж зашевелился, поднял на меня глаза и произнёс:

- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Джек.

Моё имя не Джек, но, оторопев, я не знал, что ответить. В конце-концов пусть будет Джек, если ему так хочется. Ведь не стал же он возражать, что мы переименовали его в Ёжика.

Тем временем он продолжал:

- Ты думаешь: вот тебе, Ёжик, твоя ежовая ягода, верно? И раз так, Джек, сорви уж мне одну, дай попробовать. И не хитри со мной, ты ведь знаешь, что у ежевики не ягоды ежовые, а стебли. И, пожалуйста, никогда не рассказывай мне о ежовых рукавицах – я отлично знаю, что в природе таких не существует. Хочешь со мной общаться – говори серьёзно, а иначе лучше молчи.

М-дааа... Ёжик оказался колючим, придется быть поосторожней.


2. Дилемма ежа


Была хорошая погода, мы с ежом сидели на лужайке. Свидетелей, опять же, не было, и поэтому я решился заговорить:

- Знаешь, Ёжик, давно это происходило, но был в ходу такой шутливый вопрос, ну, загадка, что-ли, такая: как ежи общаются? В смысле- занимаются любовью, как сейчас говорят. В ответ присутствующий начинал обычно странно улыбаться и чесать затылок, и признавался, что не знает, и тогда ему раскрывали шутливый ответ: острожно. Но если серьёзно...

- Не смешно, глупо, и старо, как мир, - перебил меня ёжик. – Ход мыслей был, значит, такой: прежде чем заняться столь важным делом, ёж и ежиха должны ощетиниться. Зачем? Для куражу, что ли? Или для остроты ощущений? Но как с такой «остротой ощущений» они смогут прильнуть друг к другу? Верно я излагаю, Джек?


Так вот первым, кто почувствовал потенциальную филосовскую и художественную ценность описанной ситуации, - продолжал Ёжик, - был Шопенгауэр, знаешь, кто это? Да, знаменитый немецкий философ XIX века. Он и термин ввел в обиход: «дилемма ежа», или иногда «дилемма дикообраза», это одно и то же. Дикообраз, как и ёж, тоже может ощетиниться. Он правда не может свернуться в клубок, но за-то иглы его имеют зазубрины как на рыболовном крючке, легко отделяютя от шкуры дикообраза и надолго остаются в теле обидчика. Но я отвлёкся.


Итак, проблему, характерную для человеческих отношений, этот умник посчитал совершенно типичной для ежей. В то время он стеснялся прямо говорить о том, что именно наталкивало его на такое сравнение. Поэтому он говорил о группе ежей, которым зимой холодно, и они хотели бы плотнее прижаться друг к другу, чтобы согреться, но вот не могут – иголки мешают. И далее, переходя на людей – невозможность реального сближения, чувство одиночества, потерянности и т.п. Самое интересное, что Шопенгауэр тоже не знал ответа на вопрос, который ты задал мне в начале. Он был философ, т.е. писатель, а не естествоиспытатель. Придумал красиво – и ладно. Впрочем, подсмотреть личную жизнь ежей в дикой природе непросто, они появляются обычно ночью и вообще очень скрытны.


Другой известный человек, Фрейд, прочитав про «дилемму ежа», очень ею заинтересовался и решил применить эту идею в своих изысканиях по групповой психологии. Он, правда, действовал как ученый: решил отправиться в Америку, чтобы ознакомиться на месте с жизнью дикообразов. Ну не смешно ли, Джек, что двум таким грандиозным умникам даже в голову не пришло, что раз ежи одни из самых древних млекопитающих, что раз они за последние 15 миллионов лет почти не изменились, то никакой «дилеммы ежей» просто не существует, иначе они все бы давно вымерли! Как те динозавры из того анекдота, который ты тоже наверняка рассказывал своим приятелям...


- Да, это интересно, сказал я. – Но все же...

- Ты хочешь знать подробности? Да все как у людей. Если они, конечно, нравятся друг другу. Ежи не склонны афишировать свои интимные отношения, но сегодня, благодаря людскому любопытству, ты всё это можешь посмотреть на YouTube.


Поздно вечером, ощущая лёгкое чувство стыда, я включил компьютер. Никакой дилеммы. Иголочка к иголочке, выглядит как шубка.


3. Панама


Вчера Наташка примеряла свою новую панамку и оставила её на диване. Прихожу вечером и вижу: ёжик уютно устроился в ней, как в гнезде, и спит. Я присел рядом, но он не шевелится. Тогда я говорю:

- Что это ты залез в панаму, у тебя ведь есть своё гнездо?

- А что такого? Американцы тоже залезали в панаму и сидели в ней.

- Что ты имеешь ввиду?

- Я имею ввиду Панаму с большой буквы.

- А-а, страну, значит, Панамский канал? По твоему тону я могу подумать, что ты не можешь простить американцам, что они когда-то прокопали этот канал, и с тех пор ежи не могут свободно переползать из Северной Америки в Южную и обратно.

- А вот и нет. Ежей а Америке вообще никогда не было. Так же, как и в Австралии. Все ежи из Европы, Азии и Африки. Вот моя порода, например - гибрид Европейского Белобрюхого и Северо-Африканского ежей.

- Да ты прямо как наш президент!

- Да, Джек, мне льстит такое сравнение, но не в смысле расы, а потому что он умный.

- Ну хорошо, Ёжик, так что ты хотел рассказать мне о Панаме?

- Ты, конечно, знаешь, что Северная и Южная Америки перегораживают океан почти от полюса до полюса. С севера не объедешь, сплошные льды. С юга – далеко и опасно. Но в середине, у экватора, есть узенький перешеек, вот бы перекусить его. Первым стал точить на него зубы король Испании ещё в XVI веке, потом шотландцы в XVII веке. Но узенький то узенький, а как-никак 48 миль. Можно было бы и лопатами, но Гулага тогда у них там не было.

- Гулаг это что – архипелаг?

- Сам ты... Извини. На строительство Беломорканала была брошена сотня тысяч заключенных с лопатами, кирками и тачками. У приличных людей в других местах давно были экскаваторы. А этим не надо, одно баловство. Вчера двадцать тысяч зеков богу душу отдали? А мы завтра ещё подарестуем, врагов народа у нас, слава богу, хватает!

- Страшные ты вещи рассказываешь, Ёжик.

- Что было – то было. Но я, конечно, отвлёкся. Сначала в Панаме от берега до берега построили железную дорогу, это было в 1855 году. Но кардинально это проблему не решало, и вот, наконец, в 1881 году канал начали рыть. Американцы? Нет, французы. Рыли много лет, но, скажу сразу, закончилось это хуже, чем битва при Бородино, которую французы хотя бы формально выиграли. Здесь же и канал не вырыли, и оставили на поле боя 22 тысячи человек – рабочих, инженеров, менеджеров. Остальные буквально бежали оттуда.


Ты смотришь на меня с удивлением, Джек? Панама – это тропики, там всегда жарко, много дождей, и что ещё было в те времена – малярия и желтая лихорадка. Тогда ещё не знали, что переносчиками этих болезней являются комары. Когда стали строить канал, появилось много углублений, в них скапливалась дождевая вода, и в этих прудах нашли себе рай полчища комаров. Болезни часто бывали смертельны и не щадили никого. Госпитали переполнялись и сами становились рассадниками инфекции. Поэтому позднее, когда американцы приняли у французов, по их просьбе, эстафету строительства, они прежде всего занялись истреблением комаров.

- Горжусь своими предками, - вставил я.

- Да, но я не для того рассказываю тебе все эти байки, главное впереди. Помнишь, с чего я начал? Американцы залезли в Панаму и сидели в ней. Так вот, Панама тогда была частью территории Колумбии. Поэтому в 1903 году американцы подписали с Колумбией договор на аренду земли, по которой будет проходить канал, сроком на 99 лет. Американский Сенат тут же ратифицировал этот договор, а вот Сенат Колумбии вдруг отказался. Что делать? Канал нужен позарез Америке, нужен он позарез и всему остальному миру, но никто другой за это взяться не хочет, или не может, и все смотрят на Америку. И тогда президент Теодор Рузвельт одобрил хитрый план, по которому начали подстрекать богатых землевладельцев Панамы добиваться независимости Панамы от Колумбии. Колумбия не соглашалась до тех пор, пока американцы не послали к её берегам свой военно-морской флот и по новому договору получили даже больше, чем первоначально хотели: право построить канал и управлять им без ограничения срока. Хотя независимость Панамы Колумбия так и не признала.


После этого американцы заплатили французам за оставленное ими оборудование и часть уже выполненных земляных работ, и в 1904 году начали работу, закончив её через 10 лет, на два года раньше запланированного срока. С тех пор канал безотказно служит всему миру. Но оставалось ещё кое что: подпорченный имидж Америки и её президента. Поэтому в 1921 году Америка заплатила Колумбии 25 млн. долларов и заключила с ней договор, по которому та признала независимость Панамы. Оставались также трения между панамским правительством и американцами, которых со временем стали воспринимать как оккупантов.

- Каковыми они и были, - заметил я.

- Конечно, но понадобилось время, чтобы можно было передать панамцам управление этим важным объектом. В конце концов это и произошло в 1999 году. Так вот, Джек,что ты скажешь о моральной стороне всей этой истории с выкручиванием рук?

- Я понимаю, Ёжик, ты хочешь испытать меня на тему «цель оправдывает средства». Я не поддерживаю такую точку зрения.

- Хорошо, но согласись, что в данном случае цель была достойная, а средства весьма цивилизованные. Никого не грабили и не убивали.


4. Бомбежка


- Послушай, Джек, если я тебя еще не совсем утомил своими разговорами, я бы хотел задать тебе вопрос о событии, которое произошло уже при твоей жизни. Я имею ввиду бомбёжку Югославии силами НАТО в 1999 году. Американцы выполнили тогда львиную долю этой работы, и это, наверно, обсуждалось в твоём кругу.

- Да, конечно. Югославия распалась, и каждый стал думать, что он самее других. И стали они друг друга мутузить. Вокруг мирная Европа, а тут трупы, беженцы, и конца этому не видно. Мнения разделялись: можно – нельзя, надо – не надо...

- Знаешь, послушав тебя, я, пожалуй, могу угадать, на чьей стороне ты был. Помнишь, на день рождения Наташки в прошлый уикенд все дети после пиццы и пепси высыпали во двор. И меня прихватили с собой. Сначала наперебой верещали «ой какой хорошенький», потом стали трогать мой нос, и кто-то даже щелкнул по нему. Тут мне пришлось свернуться в клубок. Тогда они стали катать меня по траве, подталкивая ногами, пока кто-то не укололся. После этого они потеряли ко мне интерес и стали носиться и толкать друг друга. Однажды я еле увернулся, когда девочка падала прямо на меня. Она могла бы меня убить, ну и сама бы... ты понимаешь, что. Потом мальчик упал головой всего в сантиметре от крыльца. А что же родители? Одни умиленно улыбались и радовались, как же весело их детям. Другие пытались унять детей, призывая их прекратить или, по крайей мере, быть осторожней. Третьи говорили: нельзя вмешиваться в личную жизнь детей, они уже достаточно взрослые. Четвёртые же вообще не смотрели в эту сторону и были заняты своими разговорами. А дети продолжали своё буйство. Но в этот момент появился ты и окропил их водой из шланга. Ну, повизжали, поутирались и утихомирились, а я подумал: молодец Джек, не испугался, что кто-нибудь из родителей сможет подать на тебя в суд за то, что ты «замочил» его ребенка.

- Спасибо тебе, Ёжик, на добром слове, - отозвался я.


5. Признание


Мы с ежом возвращались от ветеринара. Здоровье ежа было в порядке, но он был задумчив и даже не смотрел в окно.

- Что случилось, Ёжик? – спросил я. Его ответ поразил меня:

- Отпусти меня, Джек.

- Куда, на природу?

- Нет, на природе я жить не смогу, я дитя цивилизации. Отвези меня обратно в питомник.

- Тебе так плохо в моём доме?

- Нет, всё прекрасно. За мной так хорошо ухаживают, и кормят, и развлекают. Но я должен признаться тебе – ты у меня не первый хозяин. Я понимаю, что рискую, в другом доме может оказаться хуже, чем у тебя. Но мне так нехватает полноценного интеллектуального общения. И пусть ежи живут недолго – всего 4-7 лет, меня не покидает надежда на счастье. Джек, я знаю, ты добрый человек. Отпусти меня!

Я ничего не отвечал и машинально поглаживал ёжика по спине. От головы к хвосту, от головы к хвосту. Потом спросил:

- Скажи, а кто такой Джек?

- Это был мой самый первый хозяин...



Иосиф Бененсон

2009 г.