Хочу жениться

Я думаю, многим из вас приходилось слышать рассказы о том, как некто приходит за советом к раввину, человеку мудрому и знающему талмуд, толстую книгу, содержащую ответы на все случаи жизни. Вот одна из таких историй, которая быстро оборачивается анекдотом.

Пришел к раввину молодой человек, он собирался жениться, но не был уверен в своём выборе.

- Рэбе, - сказал он, - она хорошая девушка.

Рэбе заглянул в толстую книгу и сказал: - Женись.

- Но мне кажется, она недостаточно красива...

Рэбе опять заглянул в толстую книгу и сказал: - Тогда не женись.

- Но у неё очень хорошие и состоятельные родители...

... - Тогда женись.

- Но я не уверен, что она меня любит...

... - Тогда не женись...

...и так далее. Постепенно слушателей начинает веселить этот незадачливый парень, не понимающий, что раввин над ним издевается.

Так вот недавно подобная история произошла со мной. Мой хороший приятель живет не так и далеко от меня, но видимся редко, больше перезваниваемся. Выпивать мы теперь перестали, а в шахматы не играем. А тут вдруг он позвонил и сказал, что надо увидеться. Что-нибудь случилось? Отвечает уклончиво: пока нет. Пришел и сразу к делу: - Ну, о всякой ерунде мы с тобой и по телефону наговоримся, а у меня вот что: хочу жениться.

Меня это особо не удивило: жил он один, дети давно взрослые, живут отдельно, а жена уж несколько лет как перешла в мир иной.  - Хорошая женщина? – спрашиваю. - Хорошая, -отвечает он. – Ну, тогда женись, - говорю. А он продолжает: - Да, но понимаешь, она...

Я не смог дослушать конца фразы и, не сдержавшись, захохотал навзрыд. Он смотрит на меня недоуменно, и даже с обидой, а я только и могу произнести: - Погоди... погоди... сейчас.. сейчас... Наконец, отсмеялся, вытер слезы и говорю: - Извини, ради бога, просто вспомнил одну историю, вот послушай:

Пришел как-то к раввину молодой человек, он собирался жениться, но не был уверен в своём выборе.

- Рэбе, - сказал он, - она хорошая девушка.

Рэбе заглянул в толстую книгу и сказал: - Женись.

- Но мне кажется, она недостаточно красива...

Рэбе опять заглянул в толстую книгу и сказал: - Тогда не женись.

- Но у неё очень хорошие и состоятельные родители...

... - Тогда женись.

- Но я не уверен, что она меня любит...

... - Тогда не женись...

Смотрю, мой приятель просветлел и начал улыбаться. – Я все понял, - сказал он, - и ты, конечно, думаешь: пришел ко мне убеленный сединами «молодой человек», сам достаточно мудрый по жизни. И он просит меня, как того раввина, помочь ему советом по необыкновенно трудному (если его рассматривать всерьез) вопросу. Но тем не менее – будь добр, выслушай меня, и скажи хоть что-нибудь. Или ничего не говори. Решение я буду, конечно, принимать сам.

Я оказался в затруднительном положении и попробовал обороняться. – Да я не мудрей тебя, - сказал я. – И талмуда у меня нет. И ты, раз уже подумываешь о женитьбе, то, значит, уже присмотрелся к своей пассии, что-то о ней знаешь. А я её не видел, и, по правде говоря, знакомиться с ней заранее не хотел бы, ведь у каждого свой вкус. А то потом могу насоветовать тебе что-нибудь с точностью до наоборот...

Но он не сдавался: - У тебя нет талмуда? За то есть компьютер, и я знаю – ты свободно плаваешь по интернету, в котором всего и обо всем, думаю, куда больше, чем а талмуде. - Ну и что? – озадаченно спросил я. – А ты напиши какую-нибудь программу, я буду давать информацию, а программа где надо поищет, подумает и, глядишь, разрешит мои сомнения. Раз уж ты сам не хочешь.

- «Какую-нибудь программу», - передразнил я его мысленно. – Знал бы ты, о чем говоришь... Но тут мне на ум пришла одна идея, и я ответил: - Ну что ж, ладно, мне на это понадобится дня три.

Программу я написал меньше чем за час, она была элементарна. Просто, она ожидала ввода какого-нибудь (любого) текста, потом делала вид, что думает одну-две-три минуты и, наконец, выдавала на экран одно из сообщений. Например, если я вводил текст нормально, то она сообщала «Тогда женись». Если же я, словно нечаянно, делал лишний пробел перед последним словом, то она выдавала «Тогда не женись». Я предусмотрел и несколько других вариантов на случай непредвиденных ситуаций. Вы, конечно, понимаете, что этим я все равно брал ответственность на себя, как если бы я просто давал совет. Но это теперь было замаскировано: ответы он будет получать не от меня, а от компьютера, читая их на экране.

Через три дня приятель появился у меня и с полуулыбкой на лице спросил: - Ну, как? – Всё, как обещано, - серьёзно ответил я, – пойдем.  Я сел за компьютер, он рядом. Я запустил программу и на экране  засветились алые вензельные буквы на фоне зеленого газона с пестрыми цветами: «Хочу жениться». – Что это? – спросил он. – Название программы. Можешь начинать свою историю, - ответил я.

Приятель откашлялся, похоже, от смущения, и заговорил: - Вот уже несколько лет, как я живу один, и стала меня навещать мысль: а не жениться ли? Но тут же обычно гасили её другие мысли: А на ком? А на кой? Но недавно познакомился я с хорошей женщиной.

Все, что он говорил, я печатал на экране, прямо у него на глазах. Потом запустил программу на продолжение. Она продумала около двух минут, приятель уже стал вопросительно поглядывать на меня. Наконец, на экране появилось: «Тогда женись». Приятель понимающе кивнул и продолжал: - Но я привык к свободе, спокойствию. А тут в доме начнет мелькать другой человек, со своими привычками, желаниями...

На этот раз программа продумала совсем недолго и ответила: «Тогда не женись». Он опять понимающе кивнул и продолжал: - Но я знаю, что такая женщина – редкость, и если я сейчас не решусь, то потеряю её навсегда.

Программа задумалась надолго. Я спокойно сидел перед экраном, сложив руки на груди, а приятель занервничал. – Почему? - спросил он. Я пожал плечами: - Наверно, твой вопрос не так прост, как тебе кажется. Ну вот, смотри: программа ответила: «Тогда женись».

Приятель вздохнул и сказал: - Но я бы не хотел оформлять брачные отношения, на всякий случай.  Тут программа ответила: «Можно жить в гражданском браке». Приятель подозрительно посмотрел на меня и сказал: - Но тогда при какой-нибудь пустяковой ссоре она сможет легко уйти от меня.

Программа быстро ответила: «Тогда женись».

- Но она уделяет многовато внимания своей внешности. - «Тогда женись».

- Её взрослый сын от первого брака как-то косится на меня. - «Тогда женись».

- Она в детстве болела корью. - «Тогда женись», твердила программа.

Последнюю фразу он произнес с улыбкой, потом встал, поблагодарил и ушел.

Дни шли, приятель не объявлялся, и меня не покидало волнение по поводу моей проделки, хотя отвечал я ему совершенно искренне, как сделал бы это и при открытой беседе. Но через месяц он пригласил меня на бракосочетание. Его новая жена мне понравилась, и я немного успокоился. Но только немного, потому что кто знает, как сложится их совместная жизнь?

В какой-то момент приятель отвел меня в сторону и сказал: - Ну признайся, ведь ты меня разыграл? Не знаю, как, но разыграл? – Да нет же, - начал отпираться я, - это всё компьютер, интернет – кладезь мудрости. А впрочем, я лучше расскажу тебе притчу из талмуда.

Женщина родила ребенка и на следущий день умерла. Её муж оказался в отчаянном положении, так как был настолько беден, что не мог ни нанять кормилицу, ни даже купить молока. Он стал молить Бога о помощи и Бог помог: у мужчины появилась грудь и молоко в ней, и он благополучно вскормил своё дитя. Задавался вопрос: почему Бог избрал такой изощренный вид помощи, не проще ли было бы дать бедняку денег? А ответ был такой: у Бога сисек много, а денег нет.

- Смешно, - сказал приятель, - но я ведь спросил тебя всерьез.

- А это и есть всерьез, - ответил я. – Смотри: человек попросил Бога о помощи и тот ему помог. А уж каким способом помог – это его, божье дело.

Иосиф Бененсон

24 июня 2011 г.

Этот чистый и безвинный черный квадрат

Все, кто хоть немного интересуется живописью, видели на выставках или на репродукциях картину Малевича «Черный квадрат». А кто не видел – не беда, картину очень легко описать словами. Вот что рассказывает о ней в своем эссе «Квадрат» один из современных мэтров русской литературы Татьяна Толстая:

«В 1913, или 1914, или 1915 году, в какой именно день — неизвестно, русский художник польского происхождения Казимир Малевич взял небольшой холст: 79,5 на 79,5 сантиметров, закрасил его белой краской по краям, а середину густо замалевал черным цветом. Эту несложную операцию мог бы выполнить любой ребенок — правда, детям не хватило бы терпения закрасить такую большую площадь одним цветом. Такая работа под силу любому чертежнику, — а Малевич в молодости работал чертежником, — но чертежникам не интересны столь простые геометрические формы. Подобную картину мог бы нарисовать душевнобольной — да вот не нарисовал, а если бы нарисовал, вряд ли у нее были бы малейшие шансы попасть на выставку в нужное время и в нужном месте».

Красиво написано, чувствуется рука мастера. Но я в этом месте остановился, вспомнив, что и я был чертежником. Значит, и мне под силу такая работа? Тут же взялся за дело, и вот – пожалуйста. По-моему, неплохо. Размеры я проставил для того, чтобы ни у кого не было сомнений в истинном масштабе созданного мной полотна. Потом стал читать дальше.

 «Проделав эту простейшую операцию, Малевич стал автором самой знаменитой, самой загадочной, самой пугающей картины на свете — «Черного квадрата». Несложным движением кисти он раз и навсегда провел непереходимую черту, обозначил пропасть между старым искусством и новым, между человеком и его тенью, между розой и гробом, между жизнью и смертью, между Богом и Дьяволом. По его собственным словам, он «свел все в нуль». Нуль почему-то оказался квадратным, и это простое открытие — одно из самых страшных событий в искусстве за всю историю его существования».

Здесь я окаменел. Волосы встали дыбом. Меня пронизал холод и чувство ужаса. Я боялся поднять глаза на созданную мной копию, но, превозмогая страх, сделал это, то есть, посмотрел. Как ни странно, это меня немного успокоило. - Наверно, потому, что это не оригинал, - подумал я. И тут же вспомнил, как много лет назад я видел и оригинал, и ничего подобного со мной не приключилось. И другие посетители музея, оказавшиеся тогда рядом со мной, тоже не выражали признаков беспокойства.

Тут я с ешё большим восхищением подумал об авторе эссе, так умело смешавшей реалии с фантазией, жизнь с искусством, что несколькими росчерками пера ввела меня в гипнотическое состояние. Но теперь, когда я пришел в себя, мне стало любопытно, что же произошло дальше.

Сначала появилась мистическая сцена с Львом Толстым, с которым «случился красно-белый квадрат». Потом мистические соображения о том, как Малевич сумел додуматься до «Черного квадрата». Потом философские рассуждения о художниках «доквадратной эпохи» и художниках «послеквадратной эпохи», и в каких отношениях с Богом находились те и другие. И, наконец, апофеоз: «десакрализация» — лозунг XX века, лозунг неучей, посредственностей и бездарностей.

В доказательство того, что это так, Татьяна Толстая сообщает, что она  числится «экспертом» по «современному искусству» в одном из фондов в России, существующем на американские деньги. Им приносят «художественные проекты», и они должны решать, какие их них достойны грантов этого фонда. Так вот, если по правде – то награждать-то и некого. «Черный квадрат» сделал своё черное дело, искусство умерло! Вот с таким блеском на фоне полного мрака заканчивает своё эссе Татьяна Толстая, совершая, таким образом, полную инверсию самого «Черного квадрата» (о чем она сама, наверно, и не догадывается).

Эссе было написано около 2000 года, и возникает вопрос: неужели за прошедшие с 1915 года восемьдесят пять лет никто больше не писал на эту увлекательную тему? Да конечно же, писали, и бессчетое количество раз. Писали художники, критики, искусствоведы, литераторы, но все в одном и том же ключе, примерно как в эссе Татьяны Толстой. Она разве что добавила к этой истории несколько ярких, жирных мазков, присущих её стилю.

Те восемьдесят пять лет – это и есть та самая «послеквадратная эпоха» ХХ века, и сегодня, когда всё это позади, можно оглянуться и посмотреть, что же произошло. Татьяна Толстая не захотела этого делать, это не вписывалось в её схему, но мы – сделаем, оглянемся и увидим: этот зловещий, магический, апокалиптический, гробовой и какой-то там ещё «Черный квадрат» не сработал. «Послеквадратная эпоха» дала яркую плеяду русских и советских живописцев; я не буду называть их имен – их было очень много, и они работали и там, где мы когда-то и не могли предполагать.

Посмотрите на эту фотографию. Это музей Русского искусства в Миннеаполисе, на севере США. Плакат на бордовой призме в углу здания указывает, что к моменту моего появления в музее там проходила выставка советской живописи.

В первом же зале передо мной предстали хорошо знакомые портреты стахановцев, ударников, сталеваров, доярок. В своё время их авторы получали высокие награды и Сталинские  премии, а интеллигентская часть общества относилась к ним с глубоким презрением. Позднее многие такие картины удалили из музеев и некоторые были проданы за границу. И вот, увидав их сорок лет спустя, я был потрясён: это был совершенно оригинальный стиль портретной живописи. Оригинальный колорит, оригинальный, соответствовавший тому времени настрой. Их авторы понимали, что они делают, не понимали мы. Не понимают и сейчас все те, кто продолжает зарабатывать мелкие крохи на пережевывании истории «Черного квадрата».

Сам Малевич и не пытался мистифицировать свою картину. Он говорил поначалу, что это не живопись, что это и не картина, а просто черный квадрат на белом фоне. Пытаются разгадать, как ему пришла в голову такая «великая» идея. Так он и не был первым: еще в 1882 году француз Поль Било (Paul Bilhaud) выставил черное полотно в раме, снабдив его шутливым названием «Борьба чернокожих в туннеле». Малевич тоже мог бы дать своему творению подходящее название: если и не «Конец света», то хотя бы, скажем, «Ни зги на дне бочки с дегтем». Но он был откровенен и не склонен к шуткам. Квадрат, просто черный квадрат на белом фоне. 

Но произошло то, чего Малевич и не ожидал: все, присутствовавшие на его выставке, вперились именно в черный квадрат, не обратив особого внимания на всю его экспозицию. Квадрат стали быстро наряжать в пышные театральные одежды, и увидев это, Малевич понял, что надо ловить момент: он нарисовал еще несколько черных квадратов. По свидетельству Википедии в настоящее время в России находятся четыре «Черных квадрата»: два в Третьяковской галерее, один в Русском музее и один в Эрмитаже. Последний принадлежит российскому миллиардеру Владимиру Потанину, который приобрёл его в 2002 году за 1 миллион долларов и передал на бессрочное хранение в Эрмитаж.

Дороговато заплачено, конечно. Но что поделаешь: шедевр. Будь я знаком с Потаниным, я бы посоветовал ему, как вернуть часть понесенных затрат. Надо пригласить хорошего художника и попросить его сделать как можно больше качественных копий с оригинала. Сама по себе копия, конечно, стоит копейки. Но если в свободном углу написать, что это копия с оригинала Малевича, находящегося в собственности Потанина, и еще с личной росписью – нет, не художника, а самого Потанина, то, думаю, тысяч за десять долларов за штуку - пойдёт.

Читатель сейчас может подумать, что если б была моя царская воля, то я приказал бы убрать все «Черные квадраты» из музейных залов. Но нет, совсем нет, пусть висят. И чтобы мне было легче пояснить свою мысль, я покажу вам фотографию, снятую в прошлом году возле купального бассейна, рядом с домом, где я живу.

На краю бассейна сидит сова (муляж, конечно), предназначенная для отпугивания птиц. Такие же совы были подвешены под крышами карпортов после того, как птицы стали там вить гнезда и мягко бомбардировать запаркованные под ними автомобили.

Должен сказать, что совы хорошо справляются со своими обязанностями, и запечатленный здесь случай, когда утка со своим выводком не обращает на сову ни малейшего внимания, является необычным исключением. Так вот я вас уверяю: пока квадраты Малевича висят в музейных залах, ни один художник в мире не посмеет больше нарисовать ни черный квадрат, ни красный или какой-нибудь еще. Поверьте мне.

Иосиф Бененсон

18 июня 2011 г.

Литературно-музыкальная минивикторина

Попробуйте назвать автора этих стихов и время их написания, не смущаясь тем, что звучат они довольно свежо и содержание перекликается с известными  романами нашего  современника Владимира Сорокина:

О чем шумите вы, квасные патриоты?
К чему ваш бедный труд и жалкие заботы?
Ведь ваши возгласы России не смутят.
И так ей дорого достался этот клад
Славянских доблестей... И, варварства остаток,
Над нею тяготит татарский отпечаток:
Невежеством, как тьмой, кругом обложена,
Рассвета пышного напрасно ждет она,
И бедные рабы в надежде доли новой
По-прежнему влачат тяжелые оковы...
Вам мало этого, хотите больше вы:
Чтоб снова у ворот ликующей Москвы
Явился белый царь, и грозный, и правдивый,
Могучий властелин, отец чадолюбивый...
А безглагольные любимцы перед ним,
Опричники, неслись по улицам пустым...
Чтоб в Думе поп воссел писать свои решенья,
Чтоб чернокнижием звалося просвещенье,
И родины краса, боярин молодой,
Дрался, бесчинствовал, кичился пред женой,
А в тереме царя, пред образом закона
Валяясь и кряхтя, лизал подножье трона.

Правильный ответ: Алексей Апухтин, 25 января 1856 года, т.е. более чем полтора века назад. Стихотворение называется «К славянофилам».

Как только вы почувствуете, что полностью переварили суровые строки прочитанного стихотворения и связанные с ним ассоциации, можете переходить к лирике того же автора. Эти стихи большинству из вас, конечно, знакомы, всего три куплета, но каков полёт мысли и страсти!

День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе,
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума все та же, одна, роковая,-
Все о тебе!

С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя...
Вера, мечта, вдохновенное слово,
Все, что в душе дорогого, святого,-
Все от тебя!

Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя,-
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы,-
Все для тебя!

Хорошо, а кто бы мог достойно передать музыкой эмоциональную тональность этого стихотворения? Правильно, Чайковский, друг Апухтина с молодых лет. Но есть ещё один вопрос: кто бы мог бы достойно исполнить этот популярнейший романс? Вопрос может показаться странным, потому что романс этот исполняли и исполняют многие знаменитые оперные певцы и певицы, как российские, так и зарубежные. Однако, здесь есть определенная трудность: и текст, и музыка провоцируют исполнителя на «пережимание» по части эмоций, и далеко не каждый может почувствовать эту тонкую грань, которую не следует переступать.

В этом отношении для меня стал приятным открытием пока ещё не очень известный украинский певец Тарас Штонда. Вот послушайте его (на качество музыкального сопровождения особого внимания не обращайте):

http://www.youtube.com/watch?v=o4wyFAhRyD8  

«Жизнь коротка, искусство вечно», гласит латинский афоризм. Вечно, пока есть кому его озвучить, и есть кому его воспринять.

Иосиф Бененсон
8 июня 2011 г.