Потрясение мозга

Этот рассказ я записал со слов своего приятеля, доктора медицины. Он решил не печатать его в научном журнале, но счёл необходимым донести до публики, полагая, что кому-то эта история сможет и пригодиться. Он попросил меня только не упоминать его имени.

- Пациент, о котором пойдет речь, появился у меня в начале лета с жалобой на головные боли. В таких «жалобщиках» недостатка не было никогда, и я никак не мог ожидать, что этот случай окажется необычным. Подробно расспросил его: нет ли простуды, гайморита, в порядке ли глаза. Померил давление – давление нормальное. Не было ли травм, падений? Нет ли вредных привычек? Нет. Ничего нет.

Лет ему было тридцать пять, по разговору и по всему – человек уравновешенный, работа у него спокойная. Не женат, но любимая девушка есть, отношения хорошие. Родственники тоже есть, но живут отдельно и в его жизнь не вмешиваются. Боли начались месяца два назад и бывают не каждый день. Принимает таблетки от головной боли, но помогают они мало. Спрашивает: может это мигрень? Чувствую, судя по симптомам – нет. Может быть сделать томограмму? Подождем пока.

Я не стал прописывать никаких лекарств, попросил его вести подробный дневник в течение двух недель и показать его мне. Он взглянул на меня с некоторым недоверием. Я взял его за локоть и негромко сказал: не волнуйтесь, всего две недели, и вы ничем не рискуете.

Он явился, как договорились, сообщил, что боли повторялись, голова и сейчас болит, и протянул мне несколько страниц записей. Я начал читать. Налаженная, размеренная жизнь, ничего особенного. В субботу ходил на приезжую художественную выставку. В среду начала болеть голова и болела до конца четверга. В воскресенье ходил на концерт местной знаменитости. В четверг начала болеть голова.

Я спросил, что он больше любит – живопись или музыку. Он ответил, что любит многие виды искусств, хотя сам не занимается ни одним из них. Много читает книг по искусству. Я признался, что вполне разделяю его увлечения и спросил, не мог бы он взять меня с собой на одно из ближайших культурных мероприятий. Он обрадовался: его подруга ни за что бы не пошла второй раз на ту художественную выставку, но он сам посетил бы её ещё раз с большим удовольствием, и тут как раз причина уважительная: доктор просил. Договорились на субботу, и я заметил, что уходя он выглядел лучше, чем когда вошел.

Выставка была интересной, большинство картин я никогда раньше не видел. Но я ни на мгновение не забывал следить за своим пациентом. Перед некоторыми картинами он задерживался надолго, иногда, как будто, замирал, губы его шевелились и он едва слышно произносил: потрясающе... Когда мы вышли на улицу, я признался, что заметил его сильное волнение перед отдельными полотнами и спросил, как на него действали бы репродукции тех же картин – ведь в наши дни они весьма высокого качества. Он ответил, что любит рассматривать репродукции тоже, но это другое, рациональное восприятие. Глядя на оригинал, он чувствует живую связь с автором. 

На прощание я пригласил его сходить со мной на балетный спектакль в конце следующей недели, он согласился с условием, что с ним будет и его подруга. Моя жена тоже будет с нами, ответил я.

В зале я сел рядом с ним, так что его колени и локти были рядом с моими и я мог следить глазами за их движениями по ходу действия. Они живо реагировали на происходящее на сцене, его губы тоже шевелились, и хотя сквозь музыку я не мог расслышать, что они произносили, но я уже знал: они шептали «потрясающе».

На улице я сделал ему знак попридержать шаг, женщины ушли немного вперед. Я спросил, была ли у него на этой неделе головная боль; он отрицательно помотал головой. И тогда я сказал, что знаю диагноз его болезни. Он с удивлением уставился на меня, но я, не меняя интонации, продолжал: такого еще не встречалось в моей практике, не приходилось мне и читать об этом, и я назвал бы эту болезнь потрясением мозга. Пристрастие к сильным ощущениям при восприятии произведений искусства превратилось у него в своего рода наркозависимость, и когда проходит три-четыре-пять дней и нет подпитки, и ничего не ожидается впереди, то начинается «ломка», выражающаяся в данном случае в головной боли. Если же что-то запланировано, то голова не болит, верно?

Он долго молчал, не сводя с меня глаз, потом сказал: а ведь верно, доктор! кажется, я действительно подсел! и я не могу без этого! что же мне теперь делать?

Я был готов к этому вопросу. Ему поможет хорошая образованность в области искусств. Например, рассматривая восторгающую его картину, можно вспомнить, что подобный сюжет уже встречался у одного художника, а манера письма чем-то напоминает и другого живописца. Подобный прием можно применить и при восприятии других видов искусств. Это будет снижать эмоциональное напряжение и позволит перенастроить мозг на более спокойное реагирование при эмоциональном «голодании». Я выразил надежду, что при таком «самолечении» головные боли вскоре пройдут. Он поблагодарил и исчез надолго, но я знал, что рано или поздно он объявится.

И он появился. Сказал, что аккуратно следовал моему совету и что головные боли прошли окончательно. Поблагодарил, замолчал, я чувствовал, что он хочет сказать что-то еще, но не решается. Я помог ему: вы хотите сказать, что все хорошо, но, как в том анекдоте, «доктор, что же вы наделали!». Он невесело улыбнулся и подтвердил: ничего не болит, но весь мир вокруг для него поблек. Он понимает, что это уже не по моей специальности, но надеется, что и в этой ситуации я смогу что-то ему посоветовать.

Он не ошибался, у меня было время подготовиться к его вопросам. И я сказал: для вас поблек мир искусства, то есть искусственный мир. Но существует и мир реальный, живой. Я не знаю, общаетесь ли вы с природой, ходите ли в походы – здесь очень много разнообразных возможностей – но хочу спросить о другом: с вами ли попрежнему ваша... девушка, как вы её называли, не сочетались ли браком? Так вот вам мой совет: женитесь и как можно скорей заведите ребенка. И вложите в него свою душу. И вы увидете, что он станет для вас и живописью, и скульптурой, и драмой, и комедией, и все это гораздо ярче, чем то, что вам приходилось испытать до этого. И пока ребенок не вырастет лет до тринадцати, или даже пятнадцати, можете быть спокойны: несмотря на всё эмоциональное напряжение этих лет, головных болей у вас не будет.

А потом? – спросил он, и тут же, не дожидаясь ответа, весело рассмеялся. Потом подошел, поднял меня с кресла, обнял, и не сказав ни слова, ушел. Больше мы с ним не встречались.

Иосиф Бененсон

6 ноября 2011 г.