Девушка Прасковья

Он был успешным и довольно известным автором еще в советскую эпоху; членство в Союзе писателей обеспечивало приличное существование и доступ в коридоры издательств. Когда же настали коммерческие времена, он тоже остался на плаву. Сочинять детективы у него не получалось, да и не хотелось, но он умел замечать новые интересные коллизии и быстро на них реагировать.

Однако, годы шли, прибавляя возраст и убавляя энергию. Он мог бы перестать писать и, тем не менее, безбедно прожить остаток жизни. Но ощущение пустоты в мозгах, долгие годы занятых закручиванием очередного сюжета, постепенно перерастало в какое-то болезненное состояние. Он подсаживался к столу, смотрел на клавиатуру компьютера, потом в окно, выходившее во двор, потом на небольшую фотографию последней жены, с которой развелся шесть лет назад. Что-либо читать или куда-то пойти - не хотелось. Иногда приходила мысль: а не жениться ли опять? И тут же возникала ответная мысль: а зачем? И тут же её продолжение: одних убытков... Так говаривал Безенчук из «Двенадцати стульев», и воспоминание о его похоронной конторе не вызывало у писателя неприятных ассоциаций, даже наоборот – веселило. С привкусом грусти.

Однажды утром он поймал себя на том, что напевает «Девушка Прасковья из Подмосковья», и еще раз, и еще. Потом вспомнил дальше: «С грустью и тоскою снова одна», и потом «За-за-занавескою плачет у окна». Это нехорошо, подумал он, и в его обезлюдевшем мозгу промелькнуло некоторое подобие плана. Он быстро позавтракал, добрался до ближайшего вокзала и сел на электричку.

Проехав около часа, писатель сошел в городке, в котором не был уже целую вечность. В пристанционном киоске продавали газеты и книги, и он с удовлетворением заметил одну из своих. Яркая обложка, бумага внутри, правда, сероватая и шрифт мелкий, но зато цена вполне доступна. – Интересная книга? – спросил он продавщицу. – Я не читала, но люди берут, - ответила девушка. – Возьму и я, - сказал он. Заплатил и отошел, было, от прилавка, но вернулся и спросил: - А вас не  Прасковьей зовут? - Да нет, а что? – ответила продавщица. Он молчал, и взглянув на его улыбающуюся физиономию, она догадалась: - Ищете Прасковью из Подмосковья? Есть в нашем городе такие, двоих и я знаю: одна в библиотеке, другая в больнице.

Библиотекарша оказалась не совсем уже девического возраста, а вот медсестра была и молода, и хороша собой. Выбрав момент, писатель подошел к ней, сказал, что слышал самые лестные отзывы о ее квалификации, и хотел бы с ней поговорить. – Когда вы кончаете работу? Я буду ждать вас в садике, напротив.

Когда Прасковья приблизилась к скамейке, писатель приподнялся, предлагая ей сесть рядом.

- Разрешите представиться, - сказал он и протянул ей свою книгу.

- «Страдания пожилого скакуна», - прочитала она вслух и засмеялась.

- А вот это я, - произнес писатель, ткнув пальцем в фамилию автора.

- Понятно... Так это вы о себе написали?

- Да нет, плод воображения. Подобных страданий у меня уже давно не было. Кстати, а вы замужем?

- Была...

- Не сложилось?

- Именно. Очень точное определение. Так кто у вас больной? Или это вы сами? С виду не скажешь.

- Я, я больной. Не могу писать, не хочу писать. Или хочу, но знаю о чем. И от всего этого, чувствую - заболеваю какой-то нервной болезнью.

- Да, говорили, Пушкин тоже исписался...  Но это ведь совсем не по моей части, я просто медсестра. Или... вы хотите, чтобы я стала вашей музой? И тогда почему именно я?

- А кто? Как я мог это узнать в моем возрасте и моих обстоятельсвах? И тогда, как в сказке, я выстрелил наудачу в поисках девушки Прасковьи из Подмосковья.

- Совсем-таки наудачу?

- Нет, мне приходилось бывать в вашем городе, но я бывал и во многих других.

- Тяжелый случай, - сказала она после некоторой паузы и с оттенком жалости в голосе. - И как вы это себе представляете?

- Выходите за меня замуж.

Прасковья смерила писателя внимательным взглядом и отвернулась, ничего не ответив.

- А если исключить то, о чем вы сейчас подумали? – продолжал он.

- Тогда что ж остается? Домработница-муза?

- Нет, помощница по дому у меня есть, приходящая. А вы будете делать то, что захотите. Захотите работать – работайте. Или учитесь. Или не то и не другое - занимайтесь собой. Но вы будете вести дневник, который станет для меня окном в вашу молодую жизнь и жизнь тех, с кем вы будете общаться. Отсюда я надеюсь черпать идеи для написания чего-то, о чем иначе написать не могу. Наследников у меня нет, к вам потом перейдет все мое достояние и авторские права.

- Заманчиво, - сказала Прасковья. – Но вы еще не упомянули, что когда с вами будет что-то случаться, то я сумею оказать первую помощь еще до прибытия неотложки, верно? А не боитесь, что вколю вам нечто... как в сериалах? Для ускорения хода времени.

- Не боюсь, - ответил писатель спокойно.

- А если у меня появятся отношения на стороне?

- Это возможно, только не скрывайте. Это даже облегчит мою литературную задачу, не придется особенно выдумывать. Мне кажется, вы начинаете всерьез рассматривать мое предложение. Приезжайте ко мне, посмотрите, где и как я живу. Тогда и решите.

- Заманчиво, - опять сказала Прасковья. – Но зачем я нужна вам в статусе жены?

- Ну а как же? Вы будете выходить со мной в «свет», поедем путешествовать...

- А может быть я ваша дочь? Вы упомянули, что когда-то приезжали в наш город. Я не знала своего отца, и мать не любила говорить на эту тему.

- Сколько вам лет? – спросил писатель изменившимся голосом. Она ответила.

- А как зовут маму? – писатель явно волновался.

- Звали. Анна.

- Нет, вы не моя дочь, вздохнул писатель. – К сожалению.

- К сожалению, - как эхо, повторила Прасковья.

Они надолго замолчали. Потом писатель спросил:

- Так значит вы совсем одна? У вас ведь нет детей?

- Одна, детей нет. Но у меня все в порядке. Моей маме было трудней. Придет время, и я изменю свою жизнь, как того захочу, но не сейчас. Хочу вас поблагодарить – вы были готовы оказать мне такое безграничное доверие. Но не расстраивайтесь, я уверена – вы еще найдете свою Прасковью из Подмосковья.

- Такую как вы? Не найду. Это был тот самый счастливый случай, какие не повторяются. Остаётся распрощаться. – И он поднялся со скамейки, явно огорченный.

- Постойте! – вдруг сказала Прасковья. - Возможно, я все-таки смогу вам помочь, прямо сейчас. Пойдемте со мной.

Она привела его в свою квартиру и отправилась на кухню вскипятить чайник, а он в это время успел рассмотреть портрет ее матери на стене и корешки книг по медицине, сложенных стопкой на столе. Вернувшись, Прасковья взяла с полки несколько тетрадей и протянула их писателю: - Это мои дневники, с седьмого класса и до вчерашнего дня. Писала не каждый день, но часто. Можете использовать их, как захотите, только не раскрывайте моего имени, и при случае верните их мне. Хорошо?

Едва войдя в вагон, писатель начал читать и настолько погрузился в перипетии непростой жизни и водовороты чувств молодой девушки, что не заметил, как доехал до Москвы. Прасковья была природно грамотна и литературно одарена – из числа тех людей, которым достаточно прочитать что-то один раз, и они навсегда запоминают написание слов и стилистические обороты.

Через два месяца писатель позвонил Прасковье и сказал, что хотел бы ее навестить. Он протянул ей сначала букет цветов, потом ее дневники, и, наконец, стопку отпечатанных листов – макет книги, подготовленной к печати. На обложке было написано: «Дневник Глафиры» и имя автора – Прасковья Москвина. – Знаете, я почти ничего не изменил, только причесал слегка, - начал писатель. - Фамилию изменил, конечно, это будет ваш литературный псевдоним, если не возражаете. В редакции книга всем понравилась. Вот договор, подпишите его и отвезите в редакцию, они ждут вас, хотят познакомиться.

Прасковья стояла растерянная, растроганная, на глазах у нее появились слезы. – Не знаю, что сказать, как вас благодарить.  – Это я вас должен благодарить, - ответил писатель. - Вы излечили меня от моей хандры, от моих глупостей. Я опять здоров, и моя новая книга начинает принимать очертания. Мы, конечно, будем с вами общаться, неправда ли? Хочу все знать про вас. Но по телефону – как-то неуютно. Не могли бы вы иногда писать мне письма, от руки, как в вашем дневнике? Я буду тотчас отвечать.

Её первое письмо пришло через две недели. «Села, чтобы написать о себе, и не знаю, как к вам обратиться. По имени-отчеству? Уважаемый... Слишком сухо. Вот если бы я осмелилась вместо «уважаемый» написать «дорогой»...  Писатель прикрыл глаза, почувствовав, как к горлу подступает комок. Он перевернул страницу и посмотрел сразу в конец письма, где стояла подпись: Всегда Ваша, Девушка Прасковья.

Иосиф Бененсон

25 марта 2012 г.